ПСИХОПАТОЛОГИЯ

ПСИХОПАТОЛОГИЯ, или общее учение о псих. б-нях, в отличие от частного учения о псих. б-нях (клиника) ставит своей задачей изучение основных закономерностей возникновения и развития психотических состояний, взаимодействия их с почвой, на которой они текут и раз- виваются, и в свете указанного ставит своей целью отыскание фундамента того или иного пат. процесса в псих, жизни, заложенного в невро-биологических расстройствах разной степени, характера и качества. Это определение целей и задач П. является далеко не общепринятым. В своей основе это определение повторяет одних из основателей современной психопатологии—Ясперса и Бирнбаума. Значительное большинство авторов полагает, что П. целиком совпадает с клин, психиатрией и является лишь «семиотикой душевных заболеваний». Даже последнее немецкое «Руководство душевных болезней» устами своего редактора Бумке говорит о невозможности пока отделить задачи П. от клин, психиатрии. Из советских исследователей В. Осипов определяет «содержание и задачу пат. психологии или психопатологии» как «изучение и описание процессов больной душевной деятельности». «Психопатологический материал, по мнению В. Осипова, охватывая и заключая в себе все признаки психического содержания, относится к общей симпто-' матологии помешательства, как частное к общему». Таким образом В. Осипов еще более сужает задачу П., умещая ее в рамках патопсихологии и тем отрывая ее вовсе от задач изучения почвы, структуры и динамики психозов. Эта разноголосица в коренном—в определении объема, задач и целей П.—не случайна, так как П. еще не выработала общепринятых понятий и обозначений и не определила границ предмета своего исследования. С одной стороны, она упирается в физиол. патологию, из к-рой она обильно черпает материал для изучения фундамента, на к-ром разыгрываются те или иные психотические картины (пси-хо-сенсорные и психо-моторные расстройства в широком смысле слова), с другой стороны, новым качеством материала своего исследования, представляющего пат. изменение особого свойства высокоорганизованной материи, она смыкается с психологией в той части ее, к-рая занимается изучением психологических особенностей процессов, протекающих в условиях нарушенной целостности организма, т. е. собственно патопсихологией. При всем этом следует остановиться на определении, выдвинутом Яс-персом, Бирнбаумом и отчасти Кречмером, т. к. этим самым дается первая возможность для установления в процессе накопления фактов их систематизации и действительных границ науки. Цель, какую ставит себе психопатолог, особенно выразительно определил Ясперс в своей «Общей психопатологии».Он говорит:«Мы хотим знать, что и как переживают люди... мы хотим исследовать не только переживания людей, но и условия и причины, их порождающие, связи, в каких они (эти переживания) находятся, и сущности их, как. они объективно даны». Эти широкие цели современная П. разрешает той же методикой, какая имеет место в современной клинике. Основой ее является структурный анализ -тех или иных психопатологических явлений, проводимый на широком биол. базисе, анализ, в основе своей использующий данные клин, наблюдения в сопоставлении их с данными развития того или другого синдрома (анализ того или иного пат. симптомокомплекса на основе подробнейшего анамнестического изучения всей личности). Этим самым анализ того или другого симптомокомплекса получает исторический характер, правда, в практике изучения обычно суживаемый рамками необходимо- сти отсечения ряда обстоятельств, выходящих за пределы непосредственно поставленных исследованием задач. Примеров тому множество. Сошлемся на наиболее яркие: так, исследуя проблему бредопостроения, по необходимости приходится сознательно оттеснять на задний план внимания соседствующую с ней проблему заблуждения; это особенно ясно становится там, где мы имеем дело с т. н. параноическим бредообразованием, с систематизацией ложных и пустых с логической стороны умозаключений, но в основе своей питаемых определенной аффективной настроенностью (т.н. бредовое настроение); здесь аналогизирование с заблуяеде-нием, отыскание идентичных психолого-логических механизмов не даст ничего для выяснения проблемы, разве только покажет сходствен-ность отдельных и частных образований, лежащую на поверхности явлений. Бредопостро-ение и механизм заблуждений в своих основах принципиально разнокачественны, хотя в своем выражении и могут по отдельным моментам сходствовать. Смешение их в одно, при всей соблазнительности в смысле широты охвата явлений, ведет к непониманию разнокачест-венности патологических и непатологических образований. Приведенный пример, нам думается, указывает на необходимость такого отсечения, необходимость, лежащую в основе начальных стадиев всякого изучения,—в отграничении задач исследования. Еще более необходимо такое отграничение задач исследования там, где приходится иметь дело с кардинальнейшими проблемами П., напр. с проблемой взаимосвязи психотического состояния с почвой, на к-рой это состояние развилось и течет. Без исследования этой почвы, ее особенностей, как в смысле предрасположения, потенциально в ней заложенного, как некоего целого, так и в смысле характера структуры и динамики отдельных ее частей, невозможно решение всей задачи. А между тем уже одна постановка такого исследования выдвигает целый ряд отдельных задач, во множественности к-рых основная нить исследования может затеряться. Вот почему и здесь эту задачу следует на первых стадиях работы отграничить совершенно точно обозначенными вехами, идя по к-рым можно позднее вскрыть всю сложность взаимосвязей поставленной проблемы. Примером тому может послужить хотя бы постановка вопроса о характере и психозе в их взаимодействии. Решение этого вопроса, как оно дано в современной П. (в частности учение о т. н. схизоидном и эпилептоидном характере и его отношении к схизофрении и эпилепсии), несомненно грешит стиранием границ между патологическим и непатологическим (при всей условности этих понятий), перенесением определенных закономерностей в плоскость, где они не имеют уже своего приложения. Здесь мы имеем в виду смешение биол. оценок с социальными и в связи с этим вымывание социального. Указанные трудности решения ряда психопатологических задач лежат в существе того стадия роста этой дисциплины, какой определяется характером первоначальной обработки материала исследования и систематизации его. II. по самому характеру своего материала представляет область мед. знаний, наиболее трудную, наиболее удаленную от анат.-физиол. базиса этих знаний и вместе с тем долженствующую покоиться на нем. Ее историческая судьба (см. Психиатрия) тесно переплетается с судьбой идеологий определенных общественно-экономических формаций. Затрагивая наиболее «общие» проблемы, П. не могла не быть захваченной борьбой двух основных философских направлений—материализма и идеализма. Эта дисциплина по необходимости отражала в себе борьбу определенных идеологических образований соответственного классового смысла и характера как внутри медицинских основ, на которых она развивается, так и на широкой арене общефилософской борьбы. На всех ступенях своего развития, от Эски-роля, Мореля, Маньяна, Эммингауза, Лотце, Маудсли, Гризингера, Мейнерта, Вернике и до Крепелина, Кречмера, Ясперса, Бирнбаума, Груле, Берце, Блейлера и др., она отражала определенно выраженные, специфицированные материалом исследования классовые тенденции того или иного идеологического образования и в свою очередь материалом своим служила и служит тем или иным идеологическим образованиям и течениям. Для иллюстрации достаточно вспомнить судьбу понятия «сверхценных образований», выдвинутого в свое время Вернике. Последний объединял под этим понятием группу явлений, имеющих характер пограничный между патологией и т. н. нормой. Он считал, что уже образовавшаяся условная связь между кормящей матерью и ребенком есть сверхценное образование, т. е. такое аффективное переживание, которое стоит в центре сознания, повелевает личностью и диктует ей правила поведения. Вернике показал, что именно в этой «охваченности» лежит существо сверхценности. Отсюда ему было сравнительно легко перешагнуть в сторону перебрасывания мостков в патологию. Именно благодаря охваченности, страстности, аффективной ригидности такие образования могут перерастать в систему бреда или во всяком случае носить все формальные признаки бредового построения. Вернике при этом подчеркивал, что в данном случае используются те обычные, нормальные пути, какие имеются налицо в любом переживании человека. Характерно, что в дальнейшем судьба этого понятия претерпевает ряд изменений, а именно: 1) конституционально-биологическое направление в психиатрии естественно пытается уложить такие образования в рамки предуготов-ленности, преформированности человеческого характера. Обычным с этой точки зрения представляется утверлсдение, что сверхценные образования свойственны схизоидам и эпилеп-тоидам в силу комплексности и вязкости их психики. Именно поэтому сторонники этого направления склонны приписать схизоидам, а в особенности эпилептоидам, им только свойственное чувство собственности. Оказывается, эпилептоиды—-носители чувства собственности, они законченные выразители этого сложного и насквозь классового образования. У нас в СССР эту точку зрения защищали Ганнушкин, Краснушкин и в примитивно-н*аивной форме Гейер. Из сказанного видно, в каком порочном кругу находятся толкователи «чувства собственности». Насильственно выбрасывается из круга внимания как-раз то, что должно стоять в его центре, т. е. понимание происхождения собственности, конкретные условия развития его как «чувства», т. е. реализация его, на соответствующем индивидуальном материале, реализация, в процессе которой этот материал все же остается подчиненным ряду явлений характера социального развития, хотя и не остающегося безразличным в отношении интенсивности образования этого «чувства». Словом, интерес, воспламеняющий эти чувства и лежащий в основе экономического положения субъекта, выбрасывается из круга рассуждений, а чувство собственности после такой операции получает приоритет фундаментально биологического, заранее заложенного в человеке, борьба с которым тем самым обречена на неудачу. Эта система взглядов разбита вдребезги практикой нашей действительности, преобразующей людей, совлекающей с них «ветхого Адама». 2) Делается попытка эти сверхценные образования объяснить, исходя из положений «массовой психологии». При этом набрасывается широкое историческое полотно определенной эпохи, и на его фоне оказывается действуют эти механизмы, «сверхценности», как определяющие ход истории. Такая попытка осуществлена Страыским, к-рый попытался объяснить сущность коалиции «держав согласия» против «центральных держав» во время империалистской войны именно .этим механизмом «сверхценной» ненависти (Uberwertiger Hass). Такое объяснение исторического процесса есть лишь другая сторона уже разобранного выше подхода. Она лишь отличается тем, что автор исходит из «всеобщности» явлений; объяснение же последних остается неизменным. Неправомерность такого объяснения самоочевидна, так как оно ровно ничего не объясняет, а лишь запутывает. Мы привели указанный пример с тем, чтобы показать, как П., с одной стороны, обслуживает определенные идеологии (это ясно видно на понимании. Странским сверхценных образований), а с другой,—как она же питается определенными идеологическими течениями, перефразируя на своем материале язык классовой борьбы (на примере толкования сверхценных образований частью отечественных конституционалистов в психиатрии). Эти тенденции насквозь проникают всю историю П., которая по сути дела становится о гной из арен столкновения определенных систем миросозерцания. Достаточно хотя бы отметить, что идеи Канта о категорическом императиве до сих пор господствуют в ряде психопатологических оценок (Крепелин, Ланге, Кречмер, Щильдер, Бирнбаум и др.), что идеи Бергсона до сих пор живейшим образом питают психопатологическую мысль (Минковский, Мург, Клод), что идеалист - мистик Шелер строит свою теорию «рентовой истерии», исходя из П., и в свою очередь питает этой теорией ряд психопатологов (например Курта Шнейдера), что махистские теории, в таком изобилии расцветшие в Западной Европе, с особенной легкостью подхватываются психопатологами (Маркузе, Майер и др.) и с особенным тщанием используют психопатологический материал (Витгенштейн, Рейнингер, отчасти Рессель), что позитивистско-прагматические теории отражаются тотчас же на ряде психопатологических теорий (Mac Dougall, Mac Curdy, отчасти Potzl, Hoff и др.). Уже одно такое простое перечисление указывает, какими интимными нитями связана П. на любом ее этапе с основными философскими системами, отражающими определенную расстановку классовых сил. Вот почему понять историю П., в том числе и ее современный этап, можно только, поняв сущность и основу тех идеологий, своеобразным выражением которых она является. Само собой понятно, что своеобразие выражения состоит в спецификации, в переводе указанной борьбы на психопатологический язык. Острота этой борьбы от указанного не стихает. История П. есть по существу история психиатрии, данная в концентрированном ее виде. Поскольку П. представляет теоретическую верхушку психиатрических знаний данной эпохи, постольку в ней только яснее обозначаются основные тенденции развития этой дисциплины и истоки их, лежащие в глубинах классовой борьбы на идеологическом фронте. Укажем лишь схематически, что новейший этап истории П. начинается со времен Гри-зингера, Мейнерта, Вернике, отразивших в основном своем учении идеи французского материализма 18 века. Положение Гризингера о том, что «психические болезни суть болезни головного мозга», стало заповедью последующих поколений и вплоть до торжества нозологического направления господствовало безраздельно. Это не мешало, как это и свойственно вульгарным материалистам, утверждать ряд идеалистических положений, особенной выразительности достигших в период исчерпания этим примитивным материализмом самого себя. Мы имеем в виду уже эпигонство в лице Клейста и его учеников, механистически сводящих всю психическую жизнь к субъективному выражению функционирования определенных неврологических систем и наряду с этим утверждавших позиции «глубинной личности» (см. Конституция, Личность).—Нозологическое направление в лице гениального мастера психиатрического исследования Крепелина и его школы дало толчок к так наз. конституционально - биологическому направлению, с одной стороны, и психологическому— с другой. Характерно, что здесь именно получили свое применение на специфическом материале кантианские и неокантианские идеи. Сошлемся хотя бы на самого Крепелина, который положил в основу учения о простой форме раннего слабоумия оценку этического поведения, тем самым подняв на клин, высоту учение Притчарда о моральном слабоумии. Этический изъян, к-рый является главенствующим в учении Крепелина о простой форме раннего слабоумия, есть не что иное, как нарушение категорического императива Канта, не что иное, как экскурс пси¹-хиатра в ту философскую систему, какая над ним довлеет. Стоит отметить живучесть этой кантианской закваски в П.: уже на современном этапе она вновь воскресает под видом «анэтического симптомокомплекса», описанного Альбрехтом как остаточное явление после перенесенного энцефалита, б. ч. у детей. Особой выразительности кантианские и неокантианские идеи достигают у Кречмера, Лан-ге, Мауца. Здесь мы имеем налицо весь комплекс идеалистических утверждений, вплоть до непознаваемости сущности явлений, вплоть до сокрушения неполной, хотя и материалистической в основе своей формулы Гризингера-Вер-нике. Кречмер и его школа утверждают, что психические болезни суть болезни не головного мозга, а всего организма. Эта формула имеет ходкое применение и у нас в СССР. В чем же собственно произошла замена и каково ее значение? Замена произошла в сто- рону анализа «целого» и подчеркивания этой «целостности». Само собой разумеется, что организм как целое является носителем психической болезни, само собой разумеется, что не всегда первично поражается мозг. Но смысл этой замены вовсе не в том, чтобы подчеркнуть однобокость и узость утверждения Гризингера. Смысл в том,, что эта формула отвечала запросам эпохи значительно больше, что она раскрывала возможность рассмотрения явлений в плане «панпсихизма». Отражая по форме движение психопатологической мысли вперед, эта формула по существу заостряла внимание на приоритете «целостности», на главенствовании «глубинных» сил в динамике психоза, на оттирании ведущего звена—-центральной нервной системы. При этом следует иметь в виду, что решение целого ряда частных задач несомненно продвинулось вперед. Так, во всю ширь был поставлен вопрос о конституции, о характере, темпераменте и взаимоотношении их особенностей с течением психоза, о так наз. главных и добавочных симптомах в психозе (Блейлер). Период «мозговой мифологии» естественно суживал понимание картины психоза, зажав ее между внешним описанием отдельных симптомов и их будто непосредственной невро-физиологи-ческой базой. В этом направлении исправление формулы Гризингера-Вернике давало возможность шире проводить коррелятивные связи в разных направлениях. Главное же, что вытекало из такого понимания, это—расширение границ понимания психической б-ни, включение сюда ряда переходных форм, понимание псих, болезни как своеобразной реакции всего организма на ряд «внутренних» и «внешних» неслаженностей, понимание наконец движения этой болезни в свете перестройки всего организма (обмен веществ, вегетативно-эндокринная система, вскрытие лятентно лежащих предрасположений и т. д.). Но вместе с тем нельзя забывать, что при этом оттеснялась ведушая роль момента поражения или слабости головного мозга, как специфически определяющего псих, болезнь (в смысле б-ни всего организма), а это уже неизбежно вело на позиции апелляции к панпсихизму, к таинственному «глубинному» в личности. Идя отсюда, уже нетрудно было притти к таким заключениям, к каким напр. пришел Кронфельд, полагавший, что схизофрениче-ский процесс лишь вскрывает лятентно таившееся до болезни, присущее схизофренику особое миросозерцание, что аутизм—это свойство человеческой натуры, а «царственные пиры наедине с собой»—это истинная природа человека. Идя таким путем, легко было притти к заманчивым обобщениям Кречмера, психиатрически расчленившим все человечество, в том числе и его гениальные вариации, на схи-зотимов и циклотимов, указавшим на неисчислимое количество нюансов между здоровьем и болезнью и тем попытавшимся стереть всякие границы между здоровьем и б-нью. У Кречмера речь ведь идет только о количественном усилении тех или иных признаков, лежащих в характерологическом ряду, а не о качественном толчке, переводящем человека на рельсы патологии. Эта своеобразно примененная в области П. тенденция к «целости ному» изучению, хотя и имеющая в ядре своем много ценного и правильного, по характеру развития и реализации этой тенденции при- крывала собой отход на идеалистические позиции, к витализму. Об этом свидетельствует и Блейлер с его теорией психоиды (см. Психо-ида), и отчасти Берце с его теорией интенцио-нальной и импрессиональной зон, и Минков-ский с его теорией расстройства «функции реальности» при схизофрении, и ряд др. авторов. Этот этап вплотную придвигает нас к современности, к тому состоянию П., какое характеризуется, с одной стороны, несомненным ростом самой значимости добываемых наблюдением и экспериментом фактов, а с другой— тем интимным сродством, какое и в настоящее время отмечается между системой взглядов современного империализма (эпохи развала капитализма в условиях всеобщего кризиса) и отдельными психопатологическими теориями. Выше было отмечено это сродство, укажем сейчас лишь на своеобразие его. Было бы нелепым утверждать, что мы являемся свидетелями прямого и непосредственного переноса определенных философских взглядов в ТТ. В действительности дело происходит значительно сложнее, и сложность эта заключается в следующем: П. не может не развиваться на основе впитывания достижений неврофизио-логии, эндокринологии, анатомии и морфологии нервной системы, биологии в целом; она все эти достижения пытается использовать и в своей области [примером тому могут послужить экспериментальные работы Берин-гера и др. над мескалинным отравлением, попытка выделить пато-физиологический синдром автоматизма, описанный Клерамбо, работы в области оптических расстройств — Петцль, Гофф, Шильдер и др., работы в области т. н. невропсихиатрии (агнозии, апраксии, афазии)—Камин и Гофф, Эренфельд, Гуре-вич, Кроль и т. д.], с другой стороны, уже наметилось широкое движение в сторону изучения жизни влечений и их волевого обрамления, связанное с характерологией, с постановкой проблем, охватывающих многосложные области взаимосвязей психоза и личности (Курт Шнейдер, Карл Шнейдер, Гильдебрандт, Гру-ле, Утиц, Клагес, у нас Фридман и др.). Здесь накопление фактов чрезвычайно значительно, и ставится задача связать эти факты в одно стройное целое. И тут-то не может не заимствоваться из арсенала современной философии ряд учений, могущих эту связь в определенных целях показать и конструировать. Именно так следует понимать то интимное родство с философией гл. обр. воинствующего идеализма, каким характеризуется современная П. В этом отношении чрезвычайно показательна судьба одного из крупнейших психопатологов, основоположника систематизации психопатологических фактов, Карла Ясперса. Его «Общая психопатология» несомненно одно из классических произведений в психиатрии, чьими идеями питаются и еще будут питаться поколения психиатров, но система его взглядов насквозь идеалистична. Не в том дело, что он стоит на сугубо феноменологической точке зрения Гуссерля, не в том дело, что он апеллирует к этому столпу германской идеалистической философии, до-фашистского ее образца. Дело в том, что Ясперс пытается философски осмыслить основные психиатрические проблемы и в этом плане не находит никакой другой системы, кроме как идеалистической. Указанное явствует уже из основного пункта его психопа- тологического миросозерцания. В отличие от ряда предшествовавших ему авторов Ясперс отделяет процессы от развития, в свою очередь подразделяя развитие на ряд частных систем (фазное, эпизодическое и собственно развитие). В этом разделении Ясперс безусловно прав, так как тем самым он пытается проложить какую-то грань между моментом пат. нажитости и моментом пат. развития. Такую грань клиника, гл. обр. в лице Крепе-лина, уже нащупывала, Ясперсу же удалось теоретически и оформить и выразить ее. Уже это одно делает имя Ясперса в психиатрии историческим. Исключительная ясность в этом кардинальнейшем вопросе послужила тому, что после Ясперса никому в голову не приходит пересматривать этот вопрос — он разрешен. Но, обращаясь к развитию, вернее разви-тиям, Ясперс сразу становится на порочный путь. Считая, что моментом развития, определяемым объективно, является понятность переживаний, их^ укладывание в рамки психологически допускаемого, Ясперс становится на позиции субъективизма, на позиции, уводящие его к солипсизму. Понятное психоло:и-чески, по Ясперсу,—все переживаемое в психике в пределах ее неразрывности, в пределах «единого психического потока». Этим самым Ясперс при всей своей проницательности и тонкости отрезает себе пути к пониманию подлинного развития как момента становления личности, как развития с его перерывами, скачками (следовательно с точки зрения Ясперса, непонятностью). В этом последнем Ясперс встретил соответственную критику со стороны Кречмера, весьма остроумно заметившего, что и египетские иероглифы были непонятны, пока не были расшифрованы. Следовательно, по Кречмеру, все дело вовсе не в принципе разделения на «понятное» и «непонятное», а в принципе расшифровки этого «непонятного». На практике аргументация «понятным» и «непонятным» обычно сводится к обывательским психологическим суждениям, в к-рых этические оценки играют главенствующую роль. Это неизбежное следствие деления Ясперса по связям понятности и непонятности. Не лишне будет тут же отметить, что Ясперс вовсе отбрасывает¹ разрешение психофизической проблемы, уверяя, что взгляды, сторонников параллелизма и взаимосвязанности могут найти себе подтверждение в любом эмпирическом факте. Придавая большое Значение конституции, Ясперс вместе с -тем отбрасывает, как сказано, психо-физическую проблему, принципиальная позиция по отношению к к-рой во многом прояснила бы и взгляды автора на конституцию. Все указанное приводит нас к заключению, что основными философскими истоками, питающими Ясперса, явились идеи неокантианства в их феноменологическом варианте. Характерно, что,эти идеи оказали решающее влияние на психопатологию именно тогда, когда она была уже вооружена значительным арсеналом фактов клин, наблюдения, когда вопросы, связанные с постановкой проблемы течения психозов. уже потеряли свою боевую остроту. Характерно далее, что эти идеи нашли богатую почву в психопатологии (особенно по линии понимания формы и содержания психозов) именно тогда, когда нозологическое направление попыталось вступить на путь компромисса с синдромологическим, когда учение о реакциях (Бумке, Бонгеффер) стало доминирующим в психиатрии. Именно на этом этапе анализа клин, фактов феноменология Гуссерля, рассматривающая явления в их формально замкнутой самосущности, могла получить такое развитие. Т. о. в психопатологии созрела достаточно благоприятная почва для построения связей между рядом фактов в определенном направлении. Нелишне мимоходом напомнить судьбу этого оригинального и крупного исследователя. Ясперс в настоящее время ушел от П., разочаровавшись в своих попытках дать стройную систему психопатологических взглядов, и перешел целиком на философскую работу. На этой последней он зани-•мает позиции неогегелианства. С этих пор (книга Ясперса 1-м изданием вышла в 1913 г.) не было осуществлено ни одной попытки стройного и систематического изложения основ П. Все работы в этой области, крайне ценные в их частностях, ведутся вокруг отдельных проблем, не пытаясь дать общую постановку, подобно тому как ее блестяще дал Ясперс. Период после Ясперса характеризуется в основном напряженным интересом к проблемам мед. психологии по преимуществу, а в связи с этим к вопросам соотношения преморбид-ных черт личности и психоза. Основные работы в этом направлении идут по конституционально-биологическому пути и касаются гл. обр. схизофрении и маниакально-депрессивного психоза. Наряду с этим клиника леченного малярией прогрессивного паралича, а равно и клиника эпидемического энцефалита дают много тем и соображений по вопросам, связанным с патогенезом ряда других заболеваний. В этом направлении особенно интересны соображения Криша о так называемой экзогенной форме схизофрении, Клода об органической схизофрении и ряда голландских психиатров (Румке и др.) о выделении разных групп схизофрении. Сюда же могут быть отнесены тщетные поиски Берце и отчасти Груле основных симптомов схизофренического процесса. Вся эта оживленная деятельность по ряду частных, но чрезвычайно существенных проблем использует попытку Бирнбаума выделить патогенетические, патопредиспози-ционные и патопластические элементы в структуре психоза. Эта попытка, хотя и грешащая схематическим расчленением единого клин. целого, представляет большой интерес хотя бы с точки зрения общей патологии (попытка уйти от механистического расчленения на экзогению и эндогению, каковое еще до сих пор господствует в П.). В целом эта попытка однако строится на своеобразном применении к П. принципов «целостной психологии» в смысле выделения так называемых системных поражений, могущих иметь разный характер, смысл и значение. Наряду с этим за последние годы в П. получили свое отражение работы, затрагивающие область, пограничную между неврологией и психиатрией. Речь идет о работах, которые в основном ведутся венской школой во главе с Петцлем, на новой ступени возрождающим идеи Вернике. Они касаются гл. обр. проблемы восприятия и представления в их пат. разрезе. Сюда же примыкают работы, касающиеся нарушения т. н. схемы тела, ме-таморфопсии. Пропагандой этих работ в СССР занялся Гуревич (его работы по исследованию т. н. «интерпариетального синдрома»). Особ- няком стоит оригинальнейшая попытка Мо-накова и Мурга дать исчерпывающее невро-физиологическое объяснение всем психопатологическим проблемам. Эта попытка представляет собой причудливую смесь механистических и идеалистических утверждений, крепко связанных огромным опытом и несравненной эрудицией авторов. В этой работе получают свое завершение мысли Монакова о жизненном начале «гормэ», о теории инстинктов (в том числе о религиозном инстинкте и инстинкте смерти), о скачкообразном понижении при схизофреническом процессе на минувшие ступени развития. Эта работа получила в советской литературе свою подробную оценку и служит ярчайшим примером того, как господствующие идеи определенного общественно-экономического уклада подчиняют себе не только рядового ученого, но и крупнейшего представителя своей дисциплины, заставляя его приспособлять весь свой клин, опыт по линии полного и безоговорочного подчинения этим господствующим идеям (в данном случае смеси бергсонианства со спенсерианством). He-европейская П. развивается в основном по психоаналитическим путям (Голл, Уайт, Гарт), целиком повторяя грубейшие ошибки психоаналитической школы Европы, и на движение психопатологической мысли особого влияния не оказывает. У нас в СССР большой интерес к основным проблемам психопатологии проявляют Осипов, Гиляровский, Гуревич, Гейманович, Шевалев, Выгодский, Внуков. Одно время П. интересовался Розен-штейн, пытавшийся пропагандировать отдельные идеи Ясперса (т. н. понятные связи в психозе, понятие развития и т. д.). Каждый из названных работников в этой работе отражает общие свои интересы в психиатрии, разрабатывая ту или иную область П. под этим знаком. Но нужно сказать, что до сего времени советская психиатрия не занялась, несмотря на наличие отдельных ценных и серьезных опытов, систематизацией взглядов, построенных на марксо-ленинской методологии, не занялась вплотную попыткой построения системы П. Эта задача остается насущной и необходимой и может быть решена в плане современного комплексного клин, и экспериментального изучения б-ного. Мы несомненно являемся свидетелями и участниками огромного насыщения П. эмпирическим и экспериментальным материалом. Наряду с этим мы являемся свидетелями непрестанных попыток разрешить отдельные крупные проблемы П. своеобразными конструкциями чисто умозрительного порядка (работы Берце, Маркузе, Элиасберга). Все это не должно отпугнуть нас: ни огромность эмпирического материала ни умозрительность отдельных попыток, в решении наиболее трудных проблем. Важно и значительно то, что П. пережила возраст наивных построений периода «мозговой мифологии», хотя еще далеко не перешагнула за пределы накопления и систематизации фактов, часто обозначаемых различными понятиями. Достаточно отметить в этом направлении тот хаос, какой пегйт (ще в характерологии (см. Характер, Психопатии, Психология), ту наивно локализационную точку зрения, какая проявляется в попытках разрешить патологию пространственных и временных ощущений, нарушений «схемы тела» и т. д. Несомненно в порядке дальнейшего развития науки мы получим возможность точнее опре- делять факты, яснее представлять их многообразные связи. Важно то, что тенденции движения психопатологии идут в сторону ориентации на невробиологию в широком смысле, с одной стороны, и на характерологию — с другой. Именно здесь лежат основные трудности, кажущиеся на первый взгляд непреодолимыми. Именно здесь как бы заложен двойственный путь развития П. Но это не вся истина. Дело в том, что П. растет на основе клиники при непременной ее ориентации на невробиологию, обогащаясь неисчерпаемым материалом характерологии. Этот путь развития П. не от синдрома к почве его породившей, а от почвы к анализу выросшего на ней синдрома и особенностям этого роста позволяет яснее и отчетливее наметить путь разрешения важнейших проблем психиатрии. В этом направлении только работы комплексного характера (клинико-психопатологического, психолого - клинического, физиолого - клинического и т. д.) смогут поднять эти проблемы. Уже имеющийся опыт (изучение П. слабоумия у леченных малярией паралитиков, у энцефа-литиков, схизофреников, изучение своеобразия психозов у олигофренов, анализ экспериментально вызванных психотических состояний, структурное рассмотрение экзогенных по отношению к нервной системе реакций и т. д.) оправдывает попытки системного выделения психопатологии. Лит.: Внуков В., Идеалистические течения в современной психиатрии Запада, Сов. психиатрия и невропат., 1931, № 3—-4; В ы г о д с к и й Л., К психологии схизофрешш, ibid., 1932, № 6—7; Г у р е в и ч М., Психопатология детского возраста, М., 1932; Осипов В., Курс общего учения о душевных болезнях, Берлин, 1923; Berry R., Brain and mind, N. Y., 1928; D e г с u m F., The Physiology of Mind of the nervous systam of man, Ij., 1925;- Jaspers K., Allgemeine Psychopathologie, В., 1923; Kretschmer E.", Der sensitive Beziehungs-wahn, В., 1924; он же, Familiaro u. stammarmassige Zuchtungsformen bei den Psychosen, Munch, med. Wo-chenschr., 1933, № 28; M a u d s 1 e у Н., Physiologic de 1'tsprit, P., 1879: M о n a k о w G. et M о u r g u e R., Introduction biologique a 1'etude de la neurologie et de la psychopathologie, P., 1928; M о u r g u e R., Neuro-biologie de Fhallucination, Bruxelles, 1932: R б s s e 1 В., Analysis of mind, L., 1929; Schneider K., Patho-psychologie im Grundriss, В., 1931. См. также лнт. к ст. Психиатрия и Психопатии. В. Внуков.

Смотрите также:

ПСИХОТЕРАПИЯ (псих, лечение), планомерное пользование псих, средствами для лечения болезней. Под псих, средствами подразумеваются все систематические высказывания и все вообще поведение врача в его целом, поскольку им руководит сознательное намерение вызвать ...
ПСИХОТЕХНИКА, отрасль психологии, изучающая роль «психологического фактора» в различных областях человеческой деятельности с целью ее рационализации. Термин «психотехника» впервые применен был В. Штерном (W. Stern) в 1903 г. для обозначения ...
ПСИХРОМЕТРЫ (от греч. psychros—холодный и metron—-мера), приборы для измерения абсолютной и относительной влажности воздуха (см.). П. построены на принципе определения интенсивности испарения воды па степени понижения t° испаряющей поверхности. В санитарной ...
ПСОИТ (psoitis), воспаление m. ilio-psoas. Первичный П. наблюдается редко, б. ч. у детей после травмы, однако и в этих случаях причиной псоита вероятно является пропитавшее мышцу кровоизлияние, дающее при рассасывании симптомы ...
ПСОРИАЗ, psoriasis vulgaris, хрон. кожное заболевание, основной симптом к-рого—розово-красные, слабо возвышенные папулы, покрытые рыхлыми белыми блестящими чешуйками. П.—частая б-нь; по данным европейских и американских авторов он составляет от 3% до ...