ДИАГНОЗ

ДИАГНОЗ, ДИАГНОСТИКА (от греч. diagnosis—распознавание). Под словом диагностика подразумеваются все те действия и рассуждения, при помощи к-рых индивидуальная картина заболевания сводится к б-ням и особенностям организма, известным науке данного времени; термином же диагноз обозначают название, даваемое б-ни в определенном конкретном случае. История диагностики. Начало Д. уходит в глубь веков, как вообще начало медицины и всякой куль туры. Д., как история медицины в целом, отражает не только главнейшие этапы культурного и социально-экономического развития человечества, но и все детали этого роста. Больше того, именно соц.-экон. факторами объясняются состояние ипрогресс Д.:напр. появление чумы в Зап. Европе в XIV в. породило обширное изучение (и распознавание) этой болезни и толкнуло разработку вопроса о заразных б-нях— число видов заразных б-пей с насчитывавшихся до того 5 выросло до 8, а вскоре до 11—13. В частности развитие техники как существенного рычага и показателя прогресса вооружало и Д. новыми приемами распознавания б-пи (напр. зеркалами в гинекологии, офтальмологии и пр., рентгеноскопией); усовер-шенствованность диагностических приборов (например гинекологического кресла) соответствовала уровню техники. Связь медицины, resp. Д., с техникой не выражается простым и случайным обслуживанием первой со стороны второй; эта связь' коренная: так, работы Пастера, вызванные потребностями хим. промышленности, сейчас же были перенесены в медицину и получили для Д. исключительное значение. Историю Д. можно было бы расчленить на периоды согласно уровню развития и применения в ней техники. Однако не это, а классовое строение об-ва кладет на медицину, resp. Д., характеристические черты; пока об-во не вышло из рамок первобытного коммунизма, медицина, resp. Д., являлась достоянием всех: например у древних ассирийцев существовал обычай выводить б-ных на дорогу и позволять проходящим «исследовать» б-ного, давая советы. Усложняющиеся условия заставляют Д. превращаться в более искусное, развитое состояние. Философские школы, успехи точных наук, состояние общих мед. дисциплин (анатомия, физиология, патология), мед. школы как моменты, играющие в отношении Д. роль предпосылок, имеют важное в развитии Д. значение, однако только специальное, т. к. состояние их самих обусловлено указанными же выше обстоятельствами. Недостаточное их развитие позволяло долго блуждать вокруг вопросов о сущности б-ни и классификации б-ней, что на разработке вопросов Д. сказывалось вредно: объяснение причин б-ни предполагали то в поселении духа в теле, то в испорченных соках его и т. д., то придавали болезни значение местного процесса. В качестве основного диагностического метода выдвигается (особенно со времен Гиппократа) интуиция, построенная на наблюдении и опыте; диагноз долго сохраняет индивидуалистические черты—эксперимент, лаборатория, техника завоевывают в диагностике свое место постепенно, с общим прогрессом. При этом долгое время внимание медицины отвлекается к лечениюипрогнозу; не то интересно, чем б-нь вызывается, но то, что ее устраняет,—говорили римские эмпирики. Т. о. диагностика вырастала постепенно.— Первый ее этап, этап первобытной медицины, в своем исходном, эмпирическом стадии спускается к доисторической жизни, когда в основе врач, мысли (и действия) лежит примитивный рефлекторный акт, по существу близкий к таковым же проявлениям' у высших животных, напр. у обезьяны, извлекающей рукой занозу. Но опыт одного поколения передавался другому—эмпирически создавалась первобытная медицина. Чем нагляднее и чаще встречалась б-нь, тем лучше было ее распознавание; но оно сводилось (кроме наглядных ранений и переломов) к установлению немногого и гл. обр., того, что ныне в подавляющем большинстве случаев составляет лишь симптомы б-ни—рвоты, поноса, лихорадки. Субъективно—боль, объективно — вышеотмеченные признаки определяли б-нь, а методом диагноза служила наглядность. Иначе говоря, примитивному характеру первобытной медицины соответствовала и примитивность Д.—С переходом к патриархальному строю, когда начинается разделение общественного труда, когда при этом выделяются жрецы, сосредоточивающие у себя опыт и знание (в том числе и медицину), а явления природы (не исключая здоровья и б-ни) находят себе объяснение в действии сверхъестественных сил—духов (демонов),—возникает демоническая «теория» объяснения б-ней. Понятно, что и па этой ступени общественного развития медицина и тем более Д. не стоят высоко; больше того—религия препятствует развитию медицины в целом и Д.—Правда, наряду с демонизмом сохраняется и эмпирия, к-рая на высшей ступени патриархального строя шагает зачастую значительно вперед; так, индусы знали лихорадку— сжигающую «внезапно» или «медленным огнем», «холодную» и «пылающую», возвращающуюся ежедневно, па следующий день или на третий. Соответственно атому поднимается и Д Так, у египтян применялись уже осмотр, ощупывание и выслушивание; пользовались осмотром форм тела, его окраски и положением органов; живот ощупывался в отношении консистенции; впервые обращали внимание на t° тела. «Заставь б-ного лечь», «найдешь, что под твоими пальцами при покойном положении руки происходит колебательное движение», «ухо услышит здесь»,—таковы замечания папирусов. В храмах хранились книги бога Тота, из которых шестая содержала семиотику и Д. Позднее в Греции две наиболее замечательные школы—Книдосская (Эйрифон, Ктезий) и Косская (Гиппократ) открыли новую эпоху в медицине, почва для чего была подготовлена в виде накопленного веками знания, к-рое оставалось объединить, синтезировать. В области Д. внимания заслуживает Гиппократ (см.). Симптомы б-ни у Гиппократа представлены отчетливее, часто ярче, чем у его предшественников; напр. описание болотной кахексии дано такое: «Всегда огромная, твердая селезенка, живот втянутый, тощий и горячий, их плечи и ключицы торчат, лишенные мяса. Их тело тает за счет селезенки. Они постоянно голодные, страдают сильной жаждой, подвержены частым и опасным водянкам, поносам и дизентериям; они же кроме того страдают продолнот-тельными 4-дневными лихорадками, оканчивающимися водянкой или смертью». Описание апоплексии изложено еще лучше: «Sanura derepenite invadit dolor circa caput; et statim vox intercipitur, et stertit et os hiat; si quis ipsum vocet aut moveat solura suspirat: niliil autem intellegit et multum mingit et mingere se non sentit» («Здоровый внезапно чувствует головную боль; он сразу теряет дар речи, хрипит, и рот пребывает открытым; и если его зовут или толкают, он только стонет; при этом у него отсутствует сознание, он выпускает много мочи, но сам этого не чувствует»). Для диагносцировапия заболевания Гиппократ применял осмотр, ощупывание и выслушивание: «Суждения делаются посредством глаз, ушей, носа, рук и др. известных нам способов, т. е. взглядом, осязанием, слухом, обонянием и вкусом». Исследование рекомендуется им начинать с лица, обращая внимание на покраснение его, на слезливость глаз, боязнь света, окраску яблока, зрачки, на цвет и запах языка; он обращает внимание на формы и положение органов, на ригидность затылка, глотание, частоту дыхания, состояние потоотделения, пульсацию артерий, особенно—височных. Гиппократ разработал также выслушивание дыхательных органов: ему были известны трахеальныехрипы,мелкопузырчатые влажные («Прикладывая ухо к боку б-ного и выслушивая его в течение б. или м. продолжительного времени, мы слышим внутри как бы кипение уксуса»), шум трения плевры, сравниваемый им с хрустением кожного ремня. Не упускалась им из виду и t° тела, определяемая приложенной холодной глиной: «Ubi in corpus sudor est, illic morbum esse declarat. Et ubi in corpore frigiditas aut caliditas est, hie morbus est» («Когда в теле есть пот, этлм выявляется б-нь; где в теле холод или шар, там имеется б-нь»). Для определения выпотного плеврита им употреблялось встряхивание б-ного. Практиковался им и расспрос б-ного; напр. он говорит, что для определения начала дня нагноения надо спрашивать о дне, когда б-ной почувствовал озноб. При исследовании б-ного Гиппократ пытался вместе с тем ставить прогноз, что явствует напр. из следующего: «При пневмонии ржавая мокрота, смешанная с незначительным количеством крови, спасительна и приносит большое облегчение в начале болезни; но если она появляется на седьмой день, то это признак менее надежный». Гиппократ придавал значение также внешнему виду выделений; по запаху, вкусу и другим признакам рекомендовал определять свойство мочи, мокроты и крови. Применялись им и некоторые инстру-.тенты для исследования, напр. для изучения матки— зонд (speculum). Позднейшая—александрийская школа имеет также свои заслуги в истории: анатом Герофил прославился своими исследованиями о пульсе (наполнение, частота, сила, ритмичность), значение к-рого для Д. учитывал еще Гиппократ. Герофил доказал связь пульса с работой сердца и применил для изучения вопроса водяные часы. Далее школа эмпириков (Филин из Коса, Серапион из Александрии—II в., Гераклеид), занимавшаяся изучением отдельных вопросов, положила в основу наблюдения свои, других и выводы по аналогии, что позволяло улучшать изучение симптоматологии и диагностики болезней. В римской медицине боролись три направления— эмпирическое, догматическое и методическое. Представитель догматиков Соран, увязавший окончательно греческую и римскую медицину и доведший ее до той высоты, до к-рой в Риме позже она не доходила, блестяще изложил признаки б-ней, отличая от них симптомы (более разнообразны и менее постоянны) и разбив их на субъективные (слабость, усталость, шажда, головокружение) и объективные (вид б-ного, пульс, дыхание). Ему принадлежит основание диференциаль-ной Д. Он практикует осмотр и ощупывание и первый вводит (впоследствии забытую) перкуссию, отметив тимпанический звук (в применении к животу). Выслушивание он развил подробно (различал ухом шумы в животе, груди, урчание в кишках, звонкие и скребущие шумы при плеврите, шипящие при пневмонии). Обращал он внимание и на t° тела, а исследование пульса описал подробно; при помощи прикосновения предметами он исследовал и чувствительность. Соран усовершенствовал особенно исследование мокроты и мочи, описывая ненормальные в ней примеси—кровь, гной, осадки песка, жировые вещества. В области гинекологии им изобретено кресло для исследования б-пых.—После Сорана отдельные школы и врачи внесли в разработку Д. уточнение и отдельные моменты; так, Архиген развил учение о пульсе, Антим— показания к хир. операциям, Аретей углубил описание ряда б-ней (его работа «О причинах и признаках острых и хрон. б-ней» мастерски излагает вопрос) и первый умел выслушивать сердце. Из эклектиков Гелен (см.) объединил и синтезировал подобно Гиппократу весь опыт и знания всей античной медицины в целом, доведя ее до кульминационного пункта; после него врачи разбились по специальностям, чтобы вновь копить опыт, и испытывали долгое время влияние и Гиппократа и Галена. Так же, как и его предшественники, Гален выдвигал на первое место больше прогноз и лечение, нежели Д. Тем не менее заслуги в Д. имеются и у него. Так, диагноз лихорадки Гален ставил гл. обр. на основании жара и пульса, к-рый описал очень подробно, подразделяя его на многочисленные виды.—После Галена медицина замерла; этот период (II—VIII вв.) был концом распадавшейся Римской империи. Творческая мысль была больше. заменена переводами и компиляциями; наступал энциклопедизм, развивались суеверия, заклинания; такова особенно медицина Византии. Правда, светлыми пятнами на этом фоне были Орибазий (IV в.), написавший компиляцию в 70 книг, Азций, оставивший яркую картину медицины VI века (сделал первые попытки изложения локализации мозговых заболеваний), Александр, написавший «12 медицинских книг», Актуарий (XI в.), придававший большое диагностическое значение изучению мочи, к-рую собирал в стопки, и различал в ней осадок, менее плотную его часть и облачко.—Восприняв и сохраняя греческую медицину, арабы (Аарон, Авиценна), используя опыт имевшихся леч. заведений (б-цы для рабов, войск, христианские лечебницы), разрабатывали Д., внося в нее много нового. Компилятивное руководство Авиценны—«Канон врачебного искусства» не утратило значения на Востоке и доныне; кроме того он тщательно описал проказу, названную им впервые lepra. XI—"XV вв. составили новую эпоху. Салернская школа и школа Монпеллье ничего примечательного в Д. не создали. Тем более Не сумели этого сделать возникшие несколько позднее школы в Болонье, Падуе и Париже: господство схоластики, характеризующейся отрешенностью от жизни, односторонностью, зависимостью от богословия, и влияние Аристотеля под эгидой крепостнического феодализма, прикрытого церковью, душило все живое.—В конце XV в. и в начале XVI в. начинается эпоха Возрождения, развившаяся в реформацию: появились авторы, как напр. Раме, выступившие против схоластики, за искание новых методов в клинике. Реформацию в медицине начал Парацелье (XVI в.), доказывавший несостоятельность традиционных четырех humores; заслугами его является учение об обмене, сифилисе, а в Д.—об эксперименте. Тем не менее бессилие его дать что-либо ясное приводило и его самого к мистике, метафизике, субъективизму. Более продуктивным был XVII в.: успехи анатомии и физиологии не могли не оказать влияния на последующие достижения и в Д., равно как и механистическое учение Декарта (XVII в.), оказавшее большое влияние на медицину. При этом открытия в области химии и физики создали две школы—иатрохимиков и иатрофизиков; первые выдвинули учение о ферменте (Гельмонт), возвратившись к гуморальной теории, а иатрофизики, сводя все к механике, развили физ. методы исследования; так, Санторио Санторо пользовался весами, гигрометром и др. инструментальными методами; Делебо положил преподаванием Д. у постели б-ного начало клин, образованию.—XVIII в. продолжил двия!ение предыдущего века: влияние Лейбница и Вольфа помогло изгнать из медицины мистику и начать применять в ней физику, математику, микроскопию: это было тем более важно, что существовали еще попытки, напр, у Шталя (анимист), объяснять все «жизненной силой». Б\ргав, пытавшийся подчинить теорию практике, применил термометр и впервые лупу, предложил классификацию 0-ней; для диагноза он требовал применения аналогии и наблюдения. Венская школа (XVIII в.) внесла много нового в Д.: один из питомцев ее—Ауенбруггер открыл в 1761 г. перкуссию, получившую однако распространение лишь благодаря Корвизару; это повело к разработке и аускультации. Впрочем окончательное восстановление забытой аускультации принадлежит Лаяннеку (1819), изобревшему стетоскоп. Но и в XVIII в. отмечается возвращение к виталистическим воззрениям: Борде явился провозвестником нового витализма, Барте обосновал «витальный» принцип. Нем. школа в лице Рейля выдвинула тоже спекулятивную «жизненную силу»; Месмер, пользуясь натурфилософией, выдвинул понятие флюида. Тем не менее диагностика получила и здесь свое: напр. заслугой Барте является его аналитический метод исследования.—Но буйное развитие медицины и Д. принадлежит XIX и XX вв. С начала XIX в. возникают клиническое и лабораторное направления в медицине. В 1806 г. появляется первое большое сочинение Корвизара по семиотике. Лаэннек мог уже ближе подойти к разработке вопросов Д., в частности к аускультации. При помощи нее он установил ряд симптомов б-ней (каверны, металлический тон, крепити-руюпше хрипы), деля их на виды. Лаэннек описывает и новые 0-ни, напр. цирозы печени. Развитие медицины шло быстро вперед; появились новые описания б-ней (напр. Рошу определил мозговой удар от кровоизлияния, Byiio—заболевание эндокарда). Большое значение имели и новые открытия теоретической медицины: Шванн (1810—82) открыл животную клетку, Мейер уже основал гистологию; Вирхоо (см.) создал целлюлярную патологию, Клод Бернар (см.), основатель новейшего экспериментального метода, открывший функцию панкреатической железы, гликоген и т. д./сыграл большую роль для Д. К тому же времени относятся и другие успехи Д.: напр. Франк доказал присутствие сахара в моче, Аддисон открыл б-нь, получившую его имя. Наконец были вполне изучены венерические б-ни (сифилис и его проявления) , а по кожным предложены новые классификации (основание новой дерматологии—Гебра, 1841); в области неврологии (отделившейся в самостоятельную дисциплину со времени Шарко) подверглись более детальному изучению миелиты, невральгии, невриты, прогрессивная атрофия мышц и т. д., а также разработаны душевные б-ни; б-ни почек, печени были изучены также детальнее; появилось описание новых б-ней (язва желудка, анемия). Все эти открытия связаны с новыми данными в области анатомии, патологии и физиологии (см. Внутренние болезни). Соответственно этому Д. обогатилась новыми методами распознавания б-ней и признаками их; в частности Пиор-ри изобрел плессиметр (1826), Винтрих—перкуссионный молоточек, Марей—сфигмограф, Рекамье—зеркала для маточных исследований, Дезормо эндоскоп, Тюрк и Чермак—лярингоскоп, Гельмгольц — офтальмоскоп. Посредством микроскопа стали распознавать форменные элементы крови и подсчитывать их количество; стали также производить исследования белка и сахара в моче и т. д. Начинают у читывать число биений пульса и дыхательных движений; термометр становится необходимой принадлежностью Д. в клинике. Т. о. к методам физикальным присоединились инструментальные. Однако современный расцвет диагностики начинается лишь после 1870 г.: этим медицина обязана Пастеру, открывшему микроорганизмы, вслед за чем начинается ряд бактериологических открытий. В связи с этим разрабатывается учение об iMutyuumeme (см.) и его гриложении к Д. (реакция Вассермана, Видаля, Пирке). Применяют для Д. б-ней рентгеноскопию, рентгенографию. Микроскопич. исследование крови, желудочного сока, мокроты, мочи, кала получает полное развитие. Улучшаются и создаются новые методы инструментального исследования, напр. эндоскопия. Для диагностических целей прибегают к помощи специальных методов, напр. исследования кровяного давления или исследования рефлексов (напр. Вестфаля, Бабинского). Д. служат и графические методы (см.). Д. ставится па основании учета работы и функций отдельных органов (напр. желез). Словом, Д. воорунгается не только расспросом, наблюдением, точным знанием признаков б-ней, не только физ. и инструментальным исследованием, но и лабораторным, бактериологическим, оперативным, подчиняя задачам диагноза все мед. знание в целом, используя технику и эксперимент; не одна только интуиция помогает разобраться в б-ни, во всех данных, получаемых от всех методов и приемов исследования, но и методиче- ское мышление, применяющее для анализа и синтеза индуктивные и дедуктивные приемы. В связи с успехами диагностических методов исследования обнаруживаются новые симптомы, выделяются новые нозологические единицы, и создаются соответственные классификации заболеваний. Другими словами, Д. заболеваний несет на себе в каждую эпоху печать господствующих в то время общепатологических воззрений (оргапонатология или гуморализм, анатомич. или фнкц. субстрат}. Русская медицина, resp. Д., не уклоняется в своем развитии от подчинения общим законам развития медицины, переживая все стадии социалыю-экономнч. развития русского народа и повторяя то, что приходилось пройти общей истории медицины. В частности русская медицина идет от глубокой древности, будучи связанной во времена Киевской Руси и московского периода с монастырем и церковью. Еще в X—XII вв. ей были известны многие б-ни, напр. такие, как сухотка, опухоли лимфатических желез. Развитие подлинно научной медицины начинается в начале XIX в. с хирургии как вызывавшейся потребностями тогдашней государственности, проводившей военные кампании (см. Хирургия); однако блестящий период русской хирургии начинается с Пиро-гова, основавшего экспериментальную медицину и оставившего много трактатов, опередивших в сфере анатомии и хирургии даже достижения Европы. Внутренние б-ни не стояли высоко до середины XIX в.; в ней господствовали взгляды Броуне и Бруссе. Все эти обстоятельства определяют и состояние Д. за тот же период.—На смену Пирогову пришли выдающиеся хирурги—Грубер, Бобров, Павлов, Дьяконов, Склифоссовский, Вельяминов; появляются известные педиатры—Раухфус и Филатов, гинеколог Снегирев, психиатр Корсаков, оставившие работы, к-рые сохраняют громадную ценность для Д. и доныне. К ели состояние внутренней медицины до этого времени характеризуется тем, что Топорков перкуссию и аускуль-тацига считал шарлатанством, то появление .Боткина, Захарьина и Остроумова (см.) кладет основание русских мед. школ. Захарьин, «гиппократовец», эмпи-рвет, придавал большое значение анамнезу, доведя его до небывалой высоты, доставлявшей врачу «индивидуальную» картину б-ни; наблюдение у постели б-ного—основной его метод распознавания б-пи; он требовал индивидуализации в оценке б-ни, уменья сообразовать наблюдаемые симптомы с конкретным состоянием организма. Боткин индивидуализацию ставит во главе своей практики и выдвигает изучение не б-ни, а б-ного; однако это изучение он основывает на научной базе: пат.-анат. изменения, этиологич. и патогенетические моменты он увязывает в постановке диагноза; уча напр., что изменения функции сердца не всегда совпадают с пат.-анат. картиной, он выдвинул фнкц. Д.; ему принадлежит описание постсистолического шума при сужении митрального отверстия; он же разработал вопрос о значении блуждающей почки в патологии, об инфекционном происхождении катаральной желтухи, о роли распада белковых тел крови при лихорадке и т. д.; в соответствии с этим он насаждает лабораторные методы. Остроумов, близкий к Боткину, исходя из того, что б-нь у разных лиц может различно проявляться в зависимости от конституции б-ного и т. п., углубил в этом направлении Д. и в частности—собирание анамнеза. Другие авторы продвинули Д. дальше: Дашкевич учением о лихорадке, Стольников методом определения белка в моче, Образцов методической пальпацией, Мечников учением о воспалении, фагоцитозе, роли ряда микробов', и т. д. Наконец Сеченов разработкой вопроса о рефлексах головного мозга, о газах крови, о коефи-циенте поглощения С0₂, работы Павлова о пищеварз-нии и условных рефлексах, Кравкова по фармакодина-мике, а равно их учеников и ученых последнего времени во всех областях медицины и связанных- с ней знаний, в частности в области бактериологии, эндокринологии, генетики и т. д., открывают блестящие перспективы для Д., уже ныне стоящей в СССР на уровне мирового знания, основанной на биологических данных, на широком изучении б-ней в мед. институтах и вооруженной инструментальными и пр. методами для распознавания б-ней. Этому особенно благоприятствуют общие условия и направление советской медицины и научно-исследовательской работы в СССР. где коллективные методы работы и матсриалштлче-ское мировоззрение (см. Диалектический материализм и медицина) способствуют успешному развитию диагностики. А. Щегольков- Сущность и методы диагностики. Данные, на основании к-рых ставится диагноз, чрезвычайно разнообразны. К ним относятся жалобы б-ного, указания окружающих, данные наследственности, условия жизненной об- становки, вообще анамнез данного заболевания (anamnesis morbi), анамнез жизни (anamnesis vitae), объективное исследование и все, что выясняется при общении с б-ным. Изучение полученных данных обнаруживает ряд объективных или субъективных особенностей и уклонений, к-рыо известны под именем симптомов и являются основанием нашего клинического, прикладного представления о б-ни. Из симптомов, наблюдаемых в момент исследования, слагается то, что в диагностике называется status praesens. Добавляя к status praesens историю развития и происхождения симптомов, а также то симптомы, к-рые были налицо, а потом исчезли и известны только из анамнеза, получают то, что называют картиной б-ни и что характеризует данное заболевание полнее, чем один только status praesens. Много-вековый опыт наблюдения б-ного показал, что симптомы повторяются и что нек-рые из них часто встречаются совместно, развиваются в одинаковой последовательности, заканчиваются сходно и ведут к сходным результатам. Из таких часто встречающихся характерных симптомокомлексов создается клин, представление об определенной б-ни. Приступая к диагностике, врач имеет в своем распоряжении картину б-ни данного случая, а кроме того он воорузкен на основании изучения и своего опыта знанием большого числа симптомов и б-ней. Встречаясь с каким-либо симптомом или сочетанием их (о) и припоминая, при каких б-нях этот признак (или их сочетание) ему встречались или описаны другими (насколько ему известно), он строит гипотезу о существовании в данном случае такой-то б-ни. Сделав допущение о существовании той или иной б-ни А, к-рая обладает рядом симптомов (а, Ъ, с...), он сравнивает свое допущение с действительностью, и если оказывается, что кроме о, других симптомов, общих предполагаемой им б-ни и данному случаю, нет, а имеются в данном случае другие, к-рые несвойственны предполагаемой им б-ни, то гипотезу приходится считать опровергнутой и вместо б-ни А следует предположить другую б-нь В с симптомами а', Ь', с' и т. д. Весь этот процесс сравнения вследствие частого повторения совершается тем быстрее, чем врач опытнее, и заменяется в представлении понятиями сходство—несходство. Такого рода диагностика удается легко и просто, если распознавание основывается на достаточном числе характерных симптомов. Методическое сравнение—операция, весьма частая в описательных пауках. Ботаник и зоолог, определяя растение или животное, и врач при диагносцировании болезни находятся в сходном положении; однако положение врача во много раз труднее: клин. симптомы сложнее данных описательных наук уже тем,что вних болынуюроль играют функция и время. Сложность картины б-ни не являлась бы непреодолимым затруднением для Д.—классификации по симптомам, если бы не существовало еще одного принципиального препятствия. Всякая классификация основана на существовании постоянных признаков, клиническая же картина заболеваний бедна постоянными при- знаками и варьирует сильнее, чем виды животных и растений. В учебниках описание всякой б-ни непременно сопровождается указанием на возможность большого разнообразия ее. Отдельные симптомы иногда совсем выпадают, другие могут меняться до неузнаваемости (полиморфизм симптома). Совпадение симптомов, существующее в «чистых», неосложненных случаях, прекращается при появлении каких-нибудь осложнений, и когда общее сходство потеряно, диагноз не может быть поставлен. Мало того, многие б-ни, по крайней мере в течение того или другого периода своего развития, не дают никаких симптомов—ни объективных ни субъективных. Объясняется это тем, что существует много признаков болезней, к-рые недоступны клин, наблюдению, а доступны только аыат., гист. и т. п. исследованиям. Однако ботаник и зоолог могут анатомировать свои объекты, а врач, имеющий дело с б-ным человеком, ограничен в своих методах исследования и наблюдения. Следовательно врач должен распознавать б-ни на основе не всех присущих им признаков, а только нек-рых, именно тех, к-рые доступны клин, наблюдению, т.е. с и м п т о м о в. Благодаря этому диагностика была бы редко возможна, если бы к изучению б-ней и симптомов не применялся кроме описательного еще и объяснительный метод изучения. Подробное знакомство со многими картинами б-ней показывает, что появление повторяющихся симптомов и симптомокомплексов не случайно; более всестороннее (не только клиническое) исследование выяснило, что признаки болезни могут быть явно связаны между собой. Между отдельными симптомами иногда существует зависимость, и она может быть настолько очевидной, что не требуется никаких особенных знаний для ее понимания (боль—бессонница—истощение или неправильная конфигурация нижней конечности и хромота). Но особенно важна связь симптомов—явных клин, признаков—с признаками, недоступными клип. наблюдению, скрытыми, но необходимыми для характеристики б-ни. Ни анатомия ни физиология не достаточны для выяснения связи признаков б-ни между собой. Они дают понятие об организме, на каждом шагу регулируют течение диагностической мысли и помогают исследованию б-ного, но не уделяют особого внимания вопросу, какие анат.-физиол. правильности в жизненной обстановке чаще всего расстраиваются и какие новые явления (в том числе и симптомы) при этом возникают. Отдельный орган и отдельная функция не стоят в организме изолированно, а через нервную систему и гуморально находятся в связи с другими. Поэтому при изменении функции или целости какого-нибудь органа в патофизиологическую картину вовлекаются и другие органы, и результат получается весьма сложный, и можно только приблизительно предвидеть, какие от этого получатся симптомы. Т. о. не всегда можно мысленно конструировать симптом как вывод из данных нормальной анатомии и физиологии; только клиника, вскрытие и эксперимент вносят ясность в эту область. Благодаря всем этим исследованиям многие симптомы получают наглядное объяснение. Всегда ищут связи симптома с другими признаками, и само понятие симптома становится полным, если оно сопровождается некоторым объяснением его появления или происхождения. Большинство симптомов связано с определенным органом или определенной функцией (желтуха, выделение больших количеств белка мочой, откашливание мокроты, увеличение селезенки, зоб). Иногда связь кажется настолько ясной, что симптом даже не описывается, а прямо говорится об органе. Напр. вместо того, чтобы говорить «гладкое плоское тело прощупывается в левом подреберьи», прямо говорят об увеличении селезенки, хотя такие заключения и не всегда верны. Для других симптомов связь с органом неясна, и локализация симптома определена быть не может (аппетит, самочувствие, повышенная t°). В таких случаях иногда устанавливают зависимость между симптомом и каким-либо пат. процессом (напр. инфекция и лихорадка или опухоль и кахексия). Найдены также нек-рые, часто встречающиеся расстройства, дающие сходные группы симптомов и появляющиеся часто при самых разнообразных заболеваниях (застой, воспаление). Вообще же не важно иметь непременно глубокое объяснение симптомов. Для диагностики, преследующей чисто практические цели, важно, чтобы была установлена прочная, хотя бы и не совсем понятная, связь с каким-либо болезненным процессом или этиологическим фактором. В диагностике отношение к симптому чисто семиологическое: симптом рассматривается как индикатор тех или иных болезненных явлений в организме. И подобно тому как в химии пользовались индикаторами, не имея еще объяснения ни зависимости окраски от структурной перегруппировки ни значения рН, так многие симптомы, к-рыми пользуются ежедневно, ждут еще своего подробного изучения. Связь симптомов с органами обнаружена различными путями и изучена настолько, что, зная орган и характер пат. процесса, можно даже перечислить, какие при этом появятся симптомы. Наоборот, исходя от симптома, нельзя безошибочно указать, к какому органу он относится (не все обратные заключения верны), т. к. одинаковые симптомы могут даваться разными органами. Поэтому указать заболевший орган нередко можно, лишь принимая во внимание несколько симптомов, указывающих на один и тот же орган. Вероятность правильного Д. при этом возрастает (напр. боль в правом подреберьи и желтуха, белок в моче и цилиндры, и т. д.). В этом состоит объяснение даваемого начинающему врачу совета—по возможности не делать диагностических выводов на основании одного симптома. Чем больше симптомов объясняется каким-нибудь одним болезненным процессом или поражением одного органа, тем вероятнее, вообще говоря, нам представляется соответствующий Д. Особенно это сказывается в случаях тонких локализаций очага при различных заболеваниях нервной системы. С другой стороны иногда вовлекаются таким путем в ошибку, если имеют дело с множественным очагом (напр. две опухоли). Переход от симптома к органу есть уже часть Д. Но требуется не только знание того, где расположена вызывающая симптом причина, но также и в чем она заключается.—Большинство наших диагностических ответов содержит в себе два заключения, из к-рых одно дает указание на заболевший орган, а другое говорит о том процессе, к-рый вызвал заболевание этого органа (напр. cancer ventriculi). Все симптомы б-ни для этих диагнозов также разбиваются на две группы. Напр. при долевом воспалении легких одни симптомы (бронхиальное дыхание, притупление, мокрота) говорят о поражении легкого. Эти симптомы остаются нек-рое время и после кризиса, когда б-ной уже чувствует себя хорошо. Другие говорят о воспалении и дают ряд признаков интоксикации (повышенная температура, нарушение сердечной деятельности и т. д.); окончание их знаменует кризис и связано с преодолением инфекции. В результате истолкования различных симптомов клиническая картина теперь не представляется уже бессвязным собранием симптомов, а уступает место представлению о болезни как системе пораженных органов, тканей и функций. Процесс исследования б-ного и собирания симптомов следует отличать от самого диагноза. Обыкновенно оба дела—исследование и установление диагноза—совершаются одновременно, но иногда могут быть сделаны в разное время и даже разными лицами. В последнем случае ставящий диагноз желает почти всегда существенные симптомы видеть сам. Только при очень характерных явлениях можно решиться поставить диагноз в отсутствии б-ного. Это вызвано не столько тем, что собирающий симптомы мог ошибиться или пропустить симптом, сколько тем, что постановке Д. значительно помогает непосредственное впечатление от симптома. Ни один симптом не может быть описан исчерпывающе. Мелкие детали, оттенки цвета, блеск и сухость кожи, впечатление от первого хлопающего тона, бронхиальное дыхание, плотность селезенки и т. д.—все может оказаться весьма важным. Различные явления описываются как один симптом. Бледность—у септического б-ного, при злокачественном малокровии, при Брайтовой б-ни, во время приступа грудной жабы—все попадает под одно общее определение «бледность». Для испытанного диагноста эти симптомы сразу являются отличными друг от друга, хотя часто он и не может объяснить, в чем заключается различие. Самый симптом, благодаря множеству неотмечаемых особенностей, может приобрести такую характеризующую силу, что вопреки общему правилу заключение о б-ни делается на основании одного симптома. Конечно диагноз должен быть по возможности подтвержден и другими данными. На использовании для диагностики тонких, не вполне осознанных признаков основаны представления о «чутье», развивающемся у опытных врачей. Многие симптомы не измеряются (желтуха), но даже измерение в сантиметрах и различные кое-фициенты дают часто меньше, чем один взгляд на больного. Встречаясь с каким-нибудь симптомом, производят еще один, весьма существенный диагностический акт: оценку важности симптома. Т. к. картина б-ни изменчива и некоторые симптомы даже при типичных б-нях могут отсутствовать, то возникает вопрос, можно ли ставить диагностику б-ни А, протекающей обычно с симптомами а, Ь, с..., если симптома а нет. Ответ на подобные вопросы можно получить, представив себе условия возникновения симптома; напр. шум в сердце может и не появиться, если сердце ослабеет, или воспаление легких может не дать t° у очень ослабленного б-ного. Нужно учитывать также метод нахождения симптома. Выслушивание напр. при частом пульсе не всегда обнаруживает, имеется ли систолический или диастолический шум. Возможность прощупывания селезенки зависит от стольких причин (вздутие живота, толщина подкожного жира, расположение органа), что сам симптом становится не очень надежным. Это показывает, что отсутствию того или иного клин, признака не всегда можно придавать решающее значение. Клин. проявление б-ни зависит от многих обстоятельств, и потому всякий симптом заключает в себе элемент случайности.—Разбирая картину б-ни, наталкиваются и на другой вопрос: возможно ли, найдя среди других признаков симптом а, только на основании его ставить диагноз б-ни А (а, Ъ, с... т), в проявлениях к-рой этот симптом встречается? Таких симптомов, к-рые встречались бы при одной б-ни, немного. Как правило диагноз покоится не на одном, а на нескольких симптомах. Нек-рые сочетания признаков настолько характерны, что сразу выясняют, в чем дело. Однако и целые группы симптомов решают диагноз не всегда. Вопрос о достоверности диагноза решается не только знанием симптомов: кроме симптомов привлекаются и другие данные, к-рые выясняют причину особенностей картины б-ни. Нельзя мыслить б-ного вне известной обстановки, и потому изучение условий жизни и условий труда дает существенное подспорье для диагноза; напр. было бы трудно распознать отравление угаром, если бы из условий обстановки не объяснялась вся картина б-ни. Во время эпидемий поставить диагноз неясного заболевания сыпным тифом бывает легко там, где вне эпидемии оно было бы невозможно. Видные клиницисты (Захарьин, Остроумов) всегда придавали жизненной обстановке большое значение. Очень многое выясняет анамнез. Уже одно то, как развивалась данная б-нь, было ли начало острое, повторялась ли она и т. д., имеет значение для исключения различных возможностей. Но и много другого узнается из анамнеза. Схематизированное описание болезни изменяется в каждом реальном случае. Изменчивость картины болезни зависит от изменчивости и больных организмов и окружающей обстановки; у истощенного и голодного больного симптомы и течение будут другие, чем у сытого. Личные особенности данного б-ного: как он реагирует на различные вредности, всевозможные идиосинкразии, весьма важное для диагноза указание о существовании места пониженного сопротивления (locus minoris resistentiae)—все эти данные выясняются из анамнеза. Учение о «типичной индивидуальности» дает важное для диагноза понятие о конституции и указывает методику ее исследования. Большое значение имеет знание наследственности, поскольку оно говорит о семейной склонности к различным заболеваниям. Всеми этими данными подготовляется почва для распознавания б-ни. Диагноз, являющийся строго логическим выводом из симптомов, на практике ставится редко; между убедительным выводом и мало обоснованным предположением есть много переходов. В конечном счете определенный диагноз ставится на основании всего диагностического материала не потому, что иначе быть не может, а потому, что «так чаще всего бывает». Другими словами, принимается во внимание эмпирическая вероятность. Не всегда данные достаточны, чтобы составить представление об имеющемся налицо заболевании. Поэтому нельзя утверждать, что диагноз может быть поставлен всегда. Наоборот, несомненно во многих случаях, что диагноз поставлен быть не может и от распознавания болезни следовало бы отказаться. Между тем жизнь требует диагноза, и врачу остается только делать более или менее вероятное предположение там, где диагноз не может быть достаточно обоснован. Почти всегда удается из всех возможностей выбрать несколько, между которыми колеблется диагноз (диферен-циальный диагноз). Нетипические картины б-ни характеризуются либо бедностью симптомов либо запутанностью клин, картины. В первом случае можно иногда выйти из затруднения, выжидая нек-рое время, пока появятся новые симптомы (напр. в начале инфекции); однако такой способ есть обход трудности и связан с опасностью опоздать с лечением. При различных новообразованиях напр. успехтерапиизависит от ранней диагностики и раннего хир. вмешательства. Между тем вначале новообразования дают мало ярких симптомов, и часто диагноз возможен только в состоянии иноперабильности. При запутанной клин, картине положение получается несколько иное. Задача, встающая в клинике, представляется в таком виде: дан ряд симптомов (а, Ь, с)—представить себе б-нь, к-рая могла бы лежать в их основе, если известно, что ни один из типичных симпто-мокомплексов для диагноза не подходит. Диагноз такого заболевания не мол-сет быть поставлен путем сравнения с хорошо известными образцами, и картина б-ни представляет сложное сцепление обстоятельств, к-рое сознательный анализ может расчленить только отчасти. В большей или меньшей степени подобное положение повторяется во всяком диагнозе. И здесь наблюдение течения б-ни, ее улучшения и ухудшения, равно как появление новых симптомов, могут дать ответ, хотя иногда и запоздалый. Для чисто клин, целей диагноз должен отметить: 1) основное заболевание, 2) т. н. осложнения, т. е. заболевания, возникающие в результате основной б-ни, 3) сопутствующее или случайное заболевание («ка- ждый больной имеет право хворать двумя б-нями»). Так, наблюдая случай порфоратив-ного апендицита с перитонитом при одновременном артериосклерозе у того же субъекта, диагноз заболевания следует сформулировать следующим образом: апендшщт (основной диагноз), перфоративный перитонит (осложнение), артериосклероз (сопутствующее заболевание). Иногда диагноз основного заболевания (не говоря о сопутствующих) чрезвычайно затрудняется наличием ярких осложнений; так напр. апоплексия мозга или гемиплегия могут быть осложнениями различных основных заболеваний, как-то: артериосклероза, опухоли мозга, нек-рых острых инфекционных заболеваний. Формулировка анат. диагноза производится по тому же принципу. Желание получить как можно больше признаков для Д. вызвало изобретение множества методов исследования. Первоначально медицина удовлетворялась почти исключительно данными клин, наблюдения; пальпация, исследование пульса и нек-рые отдельные звуковые симптомы составляли скудное дополнение к возведенному в культ наблюдению; только конец XVIII в. и начало XIX в. ознаменованы разработкой методики перкуссии и аускультации. С этого времени методам исследования придается все большее значение; эта область усердно разрабатывается и благодаря развитию естествознания и техники: микроскоп, хим. анализ, бактериология, лучи Рентгена и мн. др. стали постоянными орудиями для диагноза. Вместе с тем методика усложняется, и все исследования не могут уже оставаться в руках одного человека. Часть выделяется в специальность, отходящую в лабораторию или в специальный кабинет. Совершенно ясно, что усложнение методики должно оправдываться теми результатами, к-рые она дает для дела диагноза. Лаборатория и спец. кабинет доставляют новые— точные и надежные данные; получается даже впечатление, что диагноз ставится не в клинике, а в одном из вспомогательных учреждений. Такой взгляд не совсем верен: картина б-ни освещается часто и неожиданно лабораторным симптомом (напр. бактерии tbc в мокроте, положительная реакция Вебера в испражнениях), лаборатория может дать один или несколько симптомов, к-рые сразу решают диагноз и не допускают двух толкований, но диагноз в клин, смысле требует иного: он требует освещения всей картины б-ни. Знания основного болезненного процесса для этой цели недостаточно. Даже туб. бактерии в мокроте не говорят ничего о характере процесса, о том, находится ли он в правом или левом легком, обширен ли он, есть ли каверны, как отозвалась б-нь на других органах и на общем состоянии и т. д.; между тем все эти данные чрезвычайно важны, т. к. от них прогноз и лечение гл. обр. и зависят. Точно так нее из лабораторных данных может быть видно, что у б-ного нефрит, но одышка, равно как и многие другие симптомы, существующие у б-ного, никакого объяснения этим не получают; происхождение их выясняется только у постели б-ного. Бактерии дифтерии не доказывают заболевания дифтерией и могут быть найдены и у здорового носителя; далее реакция Видаля не означает еще, что тиф есть, аможет указывать,что тиф когда-то был. Лаборатория и не интересуется диагнозом; ее занимает вопрос нахождения того или иного данного в анализируемом материале; ответственность за диагноз лежит на том, кто располагает всеми симптомами, т. е. па наблюдающем враче. Для последнего данные лабораторного исследования ничем не отличаются от всех других, и, как ко всякому симптому, он и к лабораторному должен уметь отнестись критически. Многие из лабораторных данных добываются сложной методикой, требующей опытности и хорошей техники. Бакт. анализ зависит напр. от соблюдения различных условий; в случаях, где от результатов анализа зависит диагноз, исследование должно быть по возможности повторено, особенно, если ответ лаборатории расходится с клин, данными. Результат анализа иногда может быть для Д. неубедителен, несмотря на категорический ответ. Всегда следует иметь в виду, что лабораторные исследования зависят и от того, когда и как был взят материал для анализа (напр. при сахарной б-ни в утренней моче может сахара пе быть совсем). Решающее значение анализ имеет не всегда, и чаще диагноз находится от данных анализов в менее прямой зависимости (уробилин и билирубин в моче, отсутствие соляной кислоты, сар-цины и т. д.). В этих случаях анализы дают тем не менее существенные выводы в комбинации с клиникой. Развитие медицинских знаний обязано в значительной степени лаборатории; это и создало лабораторным симптомам такой кредит, что многие из них предъявляются как доказательство без достаточной проверки. Благодаря всесторонности применения проникающих лучей произошло чрезвычайно тесное сближение диагностики и реп т-г е н о л о г и и. Здесь исследование требует всегда присутствия самого б-ного. Рентгенология выделена в особую специальность гл. обр. из-за необходимости иметь технические специальные знания и технический опыт. Симптомы рентгенолога прежде всего морфологические—тени органов. Сведения о величине, форме и плотности органов и глубже расположенных частей до введения рентгеновских лучей в клинику получались при помощи ощупывания, перкуссии и отчасти аускультации—методы, в к-рых для диагноза применяются слух и осязание. Благодаря открытию Рентгена стало возможно пользоваться с этой целью глазом, к-рому доверяют больше, чем какому-либо другому органу чувств. И перкуссия и просвечивание, разграничивая скрытые от наблюдения органы, опираются на различие масс органов. Рентгенологические методы исследования имеют то преимущество, что глубина расположения органа не препятствует исследованию. Кроме того взаимное расположение органов легче представить па основании прямолинейных проекций, получаемых при исследовании рентгеновскими лучами, чем из очень сложных акустических данных перкуссии, до последнего времени даже не объясненных. Из этого однако не следует, что новый физич. метод—рентгеноскопический—вытеснит окончательно старые; последние несомненно во многих случаях с ним успешно конкурируют; лучшие конечно результаты получаются при использовании и рентгеновских методов и старых методов совместно.Наибольшая продуктивность обеспечена рентгеноскопическому методу, если он применяется в присутствии рентгенолога и лечащего врача. Желание по возможности больше постигать глазом вызвало появление особого метода—э ндоскопии. Этим методом производится осмотр таких полостей тела, которые без эндоскопии были бы доступны осмотру только с большими поранениями по причине узости естественных отверстий и изогнутости каналов (цистоскоп, гастроскоп, ректоскоп, лярингоскоп). Несмотря на блестящие результаты, эндоскопия тоже не всегда решает диагноз; напр. решить вопрос о характере язвы в прямой кишке или в гортани, и эндоскопия не всегда может, несмотря на хорошую видимость болезненных процессов. Невозможность выяснить характер патологического процесса невооруженным глазом мешает диагнозу и при многих открыто лежащих язвах, а также и во время различных полостных операций. В нек-рых случаях применяется уже м и к-р о с к о п и я живой ткани с диагностической целью, напр. при капиляроскопии и в офтальмологии (Spaltlampe). Обыкновенно же вырезывается кусочек ткани и микроско-пируется по общим правилам гист. техники (биопсия). Точно выяснить характер страданий, скрытых в глубине брюшной полости, бывает часто невозможно, и многие хпр. операции проводятся или по крайней мере начинаются с диагностич. целью (пробные лапаротомии). Пробные лапаротомии представляют удобный и надежный путь для диагностики вообще, и применение их следовало бы приветствовать, если бы не связанные с ними опасности. Способами исследования отдельных важных областей владеют специалисты. Их часто весьма совершенные методы обнаруживают место и характер заболевания непосредственно. Отдаленные и общие симптомы как правило интересуют специалиста меньше,—все внимание сосредоточивается на местном процессе, благодаря чему иногда верный диагноз ставится не-специалистом, учитывающим всю совокупность признаков. Это доказывает большую ценность для диагноза общих и косвенных признаков местных заболеваний. Тем не менее в спорных случаях решение (по возможности) должно основываться на данных прямого исследования, т. к. ясно, что этот путь дает более убедительные результаты.—К диагнозу привлекается также и клин, эксперимент. Старейшая форма его—Д. ex juvantibus. Заключение по успеху лечения есть частный •случай распознавания по течению б-ни и при несложной обстановке может быть убедительным (напр. б-ной долгое время страдал не-вральгией тройничного нерва, к-рая быстро прошла от лечения зуба, или неясные «ревматические» боли в ногах исчезли после ртутного лечения). Но при усложнении лечения и меньшей ясности картины надежность доказательства ex juvantibus невелика. Диагноз ex juvantibus теряет смысл при многосторонней терапии, проводимой одновременно. Анат. и фнкц. диагноз. Поскольку клин, заключения говорят об анат. изменениях, они легко проверяются вскрытиями или различными методами исследования (эндоскопия, осмотр, биопсия и т. д.). Хуже обстоит дело со всевозможными фнкц. уклонениями, которые для клиники имеют не меньшее значение; обыденное представление о здоровьи даже скорее связано с функцией, чем со строением. Известно также,что параллелизм анат. и фнкц. изменений неполный. Поэтому необходимо к изучению расстроенной функции подойти непосредственно, как это давно для нормальных функций делает физиология. С этой целью всякая функция рассматривается как эксперимент, протекающий в условиях известной обстановки. Для правильных заключений и наблюдений должны быть созданы однообразные условия опыта (зрачковые рефлексы должны проверяться при расслабленной аккомодации, сахар в моче исследуется после еды). По мере развития клин, исследований к изучению функции стали применяться более строгие требования. Первоначально можно довольствоваться одним качественным исследованием функции и получать при исследовании ответы только в форме «да» или «нет» (напр. в желудочном соке НС1 может отсутствовать или быть налицо). В дальнейшем стало желательным иметь более полное представление о деятельности органов и создать методику исследования измененных функций. В этой области существует еще немало затруднений, так как то, что называют просто функцией, во многих случаях должно быть разложено на несколько различных функций; почка напр. есть сложный орган, к-рый, с одной стороны, выделяет воду, с другой— целый ряд солей и органических веществ. Эти функции при заболеваниях могут расстраиваться независимо одна от другой и должны исследоваться для диагностики порознь. При очень грубых поражениях, когда вопрос идет о фнкц. смерти органа, исследование упрощается, и можно по отсутствию одной какой-нибудь функции делать заключение обо всех остальных. Такие заключения оправдываются во многих, но не во всех случаях. Очень затрудняется вопрос о функции тем, что отделить функцию органа от всего организмаиелегко. Понятие органа есть прежде всего анат. понятие; то, что относят к деятельности только органа, в значительной степени зависит не от него. Вода задерживается, и секреция почки понижается не только в зависимости от того, работает ли почка сильно или слабо. Точно так же задержка выделения NaCl не во всех случаях доказательство поражения почечной ткани. Благодаря этому методика функциональной диагностики, состоящая в задавании организму определенных задач, дает иногда ответы такой общности, что сделать из них выводы о деятельности какого-нибудь органа бывает нелегко (диурез при отеках). (О функциональной диагностике различных органов—см. соответствующие органы.) Симптомов (как субъективных, так и объективных), пригодных для диагностики, много. Нек-рые из них добываются с большими трудностями, и всех исследований над каждым больным произвести конечно невозможно. Потому приступающий к Д. вначале пользуется простыми, легко выполнимыми методами и разбор распознаваемой картины б-ни начинает с легко доступного симптома (в выборе его диагносцирующий не стеснен). Всякий яркий симптом может служить для этого, но обычно диагноз начинается с рассмотрения жалоб больного, которые сразу направляют внимание в определенную сторону (в трудное положение попадает врач, если для диагноза нет руководящих указаний со стороны б-ного в тех случаях, когда больной, не предъявляя жалоб, желает проверить свое здоровье). Жалобы дополняются простейшим из всех методов исследования— расспросом; дальнейшее исследование во многом—лишь контроль объективными методами того, что добыто расспросом. Методические умозаключения чередуются с различными исследованиями, диагноз развивается, становится все полнее и убедительнее.Сложные методы вводятся лишь по мере надобности. Простейшие исследования важных для жизни органов должны быть сделаны всегда, чтобы не пропустить какого-нибудь симптома, к-рый случайно лежит в стороне от общего пути диагностики. Следя за развитием диагностики, можно заметить, что умозрительный диагноз, основанный на простейших клин, симптомах и тонких умозаключениях, отходит в область преданий. За ним остается эвристическое значение, центр тяжести диагностики все более и более переносится (по возможности) на прямое исследование, благодаря чему диагноз делается убедительнее и доступнее. Предполагая, что перед нами больной человек и что каждая болезнь имеет своеобразные признаки, следует стремиться ставить диагноз на основании только того, что дает status; дайте больше—объективный status (при этом конечно предполагается большое совершенство знаний и умение исследовать все, что нужно для диагноза.) Лит.: Еоголепов Л., Клинические явления перед сознанием врала, М., 1908; Давыдовский И., Опыт сличения клинических и патолого-анатоми-ческих диагнозов, Клин, мед., 1928, № 1; Чиж В., Методология диагноза, СПБ, 1913; Barker L., The development of the science of diagnosis, Baltimore, 1916; Biegansky W., Medizinische Logik, Wtirz-burg, 1909; E d e n s E., Lehrbuch der Perkussion und Auscultation, В., 1920; Jacquemin A., _Le diagnostic en medecine, P., 1914; Kraus F., Uber den Wert funktioneller Diagnostik, Deutschemed. Wochen-schrift, 1902, № 49; К r e h 1 L., Ober die Entstehung der Diagnose, Tiibingen, 1903; M a i n z e r F., Ober die logischen Prinzipien der arztlichen Diagnose, В., 1925; Martinet A., Diagnostic clinique, Paris, 1922; О d d о C, Le sens clinique, Marseille m6dical, I. I., VIII, 1921; P i n e 1 e s F., Diagnostische Wand-lungen in der Medizin, "Wiener medizinische Wochen-schrilt, 1907, p. 825—835; Siotopolsky В., t)ber den iogischen Charakter der medizinischen Diagnose, Deutsche medizinische Wochenschrift, 1919, № 36. E. Фромгольд.

Смотрите также:

ДИАГРАММА, наиболее распространенная форма графических изображений (см.), состоящая в том, что для выражения тех или иных количественных свойств явлений или для выражения закономерностей, установленных при помощи статистики, пользуются различными геометрическими ...
ДИАДОХОКИНЕЗ (от греч. diadochos— следующий друг за другом и kinesis—движение), способность выполнять в быстрой последовательности те или иные альтернативные движения (супинацию и пронацию предплечья, сгибание и разгибание предплечья или кисти, сжимание ...
ДИАЗОРЕАКЦИИ в том смысле, как этот термин употребляется в лабораторной практике, заключаются в образовании окрашенных продуктов в результате воздействия диазореактива на исследуемые вещества. Веществ, дающих соединения сдиазореакти-вом, известно много. Наиболее интересны ...
ДИАЗОСОЕДИНЕНИЯ, органические вещества, содержащие подобно азосоединениям группу N2.H3 всех Д. особое значение имеют соединения, отвечающие структурной фор- Аг . N = N муле, | ...
ДИАЗОСОЧЕТАНИЯ, хим. реакции между диазониевыми солями (см. Диазосоединения) с одной стороны и ароматическими аминами или фенолами (нафтолами)—с другой. При Д. группа—N2—сохраняется, образуя связь между обоими компонентами реагирующей системы. При помощи ...