НАВЯЗЧИВЫЕ СОСТОЯНИЯ

НАВЯЗЧИВЫЕ СОСТОЯНИЯ, психопато-логич. явления, характеризующиеся тем, что определенные содержания многократно возникают в сознании больного, сопровождаясь тягостным чувством субъективной принудительности. Больной отдает себе полный отчет в нелепости данной мысли, хочет избавиться от нее, но она «навязывается» против воли. В этом именно сочетании ясного сознания, с одной Стороны, и невозможности борьбы с чем-то «посторонним и чуждым», с другой—заключается характерная особенность Н. с. (Westphal, Bumke). Формы Н. с. могут быть ^гкрайне разнообразны. Очень близко к 'явлениям, наблюдающимся и у многих здоровых людей, особенно находящихся в состоянии утомления, стоит неотвязное возвращение в сознание определенных оборотов речи, образов и мелодий. Многим бывает трудно отвязаться от потребности перебирать в памяти различные названия, имена и фамилии (onomato-mania), другие должны считать все попадающиеся им на глаза предметы (дома, окна домов, фонари на улицах, пуговицы на костюмах и т. д.) или совершать различные арифметические действия с замеченными цифрами (arithmomania). Определенно пат. характер носит навязчивое припоминание (прочитанного, событий из прошлого и т.д.), обыкновенно сопровождающееся мучительным чувством неточности и все новыми усилиями воспроизвести припоминаемое полностью . Очень болезненно чувствуется элемент принудительности в т. н. болезненном мудрствовании, потребности возвращаться мыслью к праздным и неразрешимым вопросам («Grubelsucht» Гризингера, «умственная жвачка» или «метафизическое помешательство» франц. авторов). Весьма распространены случаи навязчивых сомнений (maladie du doute): больные -мучаются постоянной неуверенностью, выполнено или нет и правильно ли то или иное действие; действительно ли заперта дверь или ящик стола, не упало ли отправленное письмо случайно мимо почтового ящика, верно ли написан на нем адрес, не перепутаны ли письма при запечатывании в конверты, совсем ли потушена брошенная на пол спичка (у врачей—верно ли написан данный больному рецепт и не произошло ли ошибки в постановке запятой при указании дозы сильно действующего средства). Эта неуверенность побуждает таких больных постоянно проверять свои действия, не удовлетворяясь неоднократной проверкой. Отсюда возникает растущее с каждым днем стремление к все большей аккуратности и точности (manie de Гаи de ]a).—Близко к навязчивым сомнениям стоят навязчивые опасения загрязнения (мизофобия), часто связанные со страхом заразиться и обыкновенно возникающие после каждого прикосновения к предметам и людям, не относящимся к повседневному обиходу больного (delire du toucher), или даже после тех или иных встреч, не сопровождавшихся прикосновением. Страх загрязнения обыкновенно ведет к постоянному мытью рук, кожа к-рых от этого трескается, покрывается ссадинами и болит, что не мешает больным целые часы проводить за умывальником. Очень распространены панические необоснованные опасения какого-нибудь определенного вида несчастных случаев, напр. страх быть убитым молнией (кераунофобия), утонуть, потерпеть крушение в поезде. Многие б-ные не переносят вида острых предметов (айхмо-фобия). Своеобразный характер носят опасения, не совершил ли больной чего-либо дурного, преступного или опрометчивого. Ряд навязчивых страхов связан с определенными ситуациями (ситуационные фобии) . К ним относится близкая к страху перед несчастными случаями боязнь высоты или глубины (гипсофобия, батофобия): больные не могут смотреть вниз хотя бы с небольшого возвышения, боятся ходить по мостам и т. д., причем подобный страх чаще всего сложного характера и заключает в себе представление падения, рудиментарный двигательный импульс броситься с высоты («как-будто тянет вниз») и страх перед возможностью осуществления этого импуль- са. Элемент контрастности, характерный для этой фобии, в других навязчивых страхах иногда бывает выражен еще резче: именно мягкие, совестливые люди нередко страдают страхом, что у них может появиться желание совершить преступление, убить своих детей; именно тогда, когда человек желает создать у себя чувство почтения или обожания, возникают так называемые «хуль-ные» мысли—бранные слова или представления неприличного содержания, относящиеся к объекту почитания и т. д. (контрастные навязчивые представления). — Классической формой ситуационных страхов является боязнь пространства (агорафобия): страх выходить на широкие улицы, проходить по площадям, вообще быть на открытом месте; иной раз этот страх пропадает, если б-ного сопровождает кто-нибудь, будь это ребенок или собака. Обратное явление представляет страх оставаться одному в комнате (клаустрофобия). Нек-рые не выносят пребывания в толпе, не могут бывать на собраниях, в театре, на концертах из страха, что в нужный им момент они не смогут удалиться. Есть люди, не выносящие путешествий по железной дороге. Чрезвычайно часто встречаются панический страх перед определенными животными и боязнь темноты (никтофобия). — Забота о своем здоровье представляет один из самых обильных источников навязчивых опасений. Очень распространенные опасения заразы ведут к страху заболеть сифилисом (сифилофобия), бешенством и пр. Многие больные боятся сойти с ума. К ипохондрическим опасениям близок страх быть погребенным заживо (тафофобия). Обширная группа навязчивых страхов обусловливается представлением, что по той или иной причине на больного будет обращено внимание. Ораторы, лекторы, актеры на сцене нередко испытывают непреодолимый страх перед выступлением (Rampenfieber немецких авторов). У нек-рых подобный страх возникает вообще при мысли, что кто-нибудь на них смотрит (phobie du regard, боязнь взгляда), вплоть до того, что они оказываются не в состоянии есть, писать или что-либо делать в чужом присутствии. Самолюбивые и застенчивые люди нередко страдают от мысли, что они обязательно должны показаться безобразными (дизморфофобия) или что их платье, как они его ни поправляют, представляет какие-нибудь дефекты. Очень частую и практически важную . группу представляет страх покраснеть (эрейтофобия), развивающийся гл. обр. у лиц с легко возбудимыми вазомоторами. Такие люди действительно легко краснеют и приводятся этим обстоятельством все в большее и большее замешательство, т. ч. в конце-концов образуется порочный круг: страх обусловливает частое покраснение, а последнее усиливает страх. Для многих б-ных чрезвычайно мучителен страх не удержать мочи или газов в обществе, у других на людях всегда поднимается крайне их смущающее урчанье в животе, у иных потеют руки. Вся эта группа навязчивых страхов ведет к отчужденности от людей и способствует развитию страха перед человеческим обществом (антропофобия). Своеобразную группу Н. с. представляют связанные с определенными ситуациями страхи перед якобы грозящим близким людям благодаря этим ситуациям несчастьем: нек-рые б-ные не могут оставаться в комнате, где имеется определенное число тех или иных предметов; другим кажется, что если они свой утренний туалет совершат не так, как привыкли это делать, или если при определенных условиях не закроют книги, не топнут ногой, то с близким человеком обязательно случится несчастье. Сюда же относятся страхи недостаточно внимательно прочитать то или иное слово в книге, не обратить внимания на определенные буквы; страх этот заставляет снова и снова возвращаться к прочитанному. Подобные страхи близки к обычным и для многих нормальных людей суевериям и подобно последним служат плодотворной почвой для возникновения чрезвычайно своеобразных навязчивых обрядностей, назначением которых является предотвратить грозящее несчастье и следовательно уничтожить страх. Хорошим примером таких «защитных» процедур является описанный Фрейдом церемониал при укладывании спать, развившийся у одной девушки: она останавливала или убирала из комнат все часы и расставляла на письменном столе цветочные горшки и вазы так, чтобы ночью они никак не могли упасть; одновременно она заботилась, чтобы дверь в комнату ее родителей оставалась полуоткрытой. Главная часть ритуала касалась постели: подушки на ней должны были быть расположены и перина для покрывания взбита определенным образом; само укладывание производилось также с соблюдением целого ряда правил.-—Сходный характер носят ритуалы одевания, умывания и принятия пищи многих б-ных. В сложном виде они обыкновенно уже теряют свое защитительное значение и делаются самостоятельными Н. с, иной раз мучающими больного гораздо больше, чем первоначально бывший страх. Сам больной ясно понимает всю нелепость его процедур, чрезвычайно стыдится их и все-таки должен их проделывать, т. к. попытка противодействия всякий раз вызывает мучительное и трудно поддающееся описанию чувство, не дающее б-ному покоя и все нарастающее вплоть до полного изнеможения. Нек-рые б-ные делаются домашними тиранами, непрерывно заставляя членов своей семьи помогать им в их процедурах; другие стыдятся своих навязчивых действий и стремятся по возможности чем-нибудь их замаскировать.—Некоторые навязчивые действия и движения возможно возникают и первично, т. е. не будучи обусловлены стремлением защититься от страха; таковы частые у детей элементарные двигательные навязчивости (моргание глазами, показывание языка и пр.). Крайне разнообразные по формам своего проявления, Н. с. могут также быть очень разнообразными и по сво<й тяжести: у одних б-ных они могут быть настолько незначительными, что не вызывают у них большого беспокойства и лишь незначительно ограничивают свободу их действий; дру- гих, наоборот, они не оставляют в покое ни на минуту и, если можно так выразиться, связывают по рукам и ногам вплоть до лишения всякой возможности заниматься их проф. деятельностью. В некоторых случаях именно эта последняя и делается объектом навязчивого страха (phobie du metier французов, Funktionsphobien немцев): портного охватывает чувство страха при виде ножниц, цирульник не может взять в руки бритвы, телеграфист боится работы на аппарате, актер не в состоянии выйти на сцену, машинист чувствует себя больным именно на паровозе. У иных больных их страхи делаются настолько многочисленными, что приходится говорить уже об универсальном страхе—пантофобии; у других в конце-концов отдельные страхи отступают на задний план, но тем с большей мучительностью начинает их охватывать боязнь обязательного появления новых (фобофобия). Разнообразие Н. с. и сложный характер многих из них делают чрезвычайно затруднительной какую бы то ни было их классификацию. Даже и такое элементарное деление, как на навязчивые представления, страхи и действия (Lowenfeld), оказывается невозможным благодаря тому, что в значительном числе Н. с. оказываются соединением и того, и другого, и третьего. Фридман (Friedmann) старается обойти это затруднение тем, что пытается в каждом случае выделить первичное расстройство: аффективное, интелектуальное или импульсивное. Маньян (Magnan) различал только об-сессии (obsessions—навязчивые представления) и навязчивые влечения (impulsions); Питр и Режи (Pitres, Regis)—фобии и обсес-сии, Жане—навязчивые идеи (idees obse-dantes) и насильственные состояния беспокойства (agitations forcees).—Крепелин делит Н. с. на 1) не имеющие тесного отношения к личности больного навязчивые представления в собственном смысле и 2) интимно с нею связанные—навязчивые опасения и страхи (фобии). Отдельной группы навязчивых влечений Крепелин не признает. — Более или менее отчетливое ограничение Н. с. от близких к ним по форме психопатологических явлений — дело сравнительно недавнего прошлого. Их долго смешивали с бредовыми мыслями (так например еще недавно Жане относил и те и другие в одну группу — idees fixes), еще дольше с импульсивными действиями, и до сих пор не всегда отличают от «сверхценных идей». Основным критерием для отличия Н. с. от бредовых мыслей и сверхценных идей считается наличность критического отношения больного к своему состоянию, сознание им неосновательности его страхов, бессмысленности одолевающих его мыслей или нелепости совершаемых им поступков и стре-. мление его бороться с ними. Навязчивое представление по утверждению многих психиатров всегда чуждо строю мыслей б-ного, вносит в его психику раздвоение и благодаря этому делается особенно для него мучительным, в то время как «сверхценные идеи» и бредовые мысли интимнейшим образом связаны со всей личностью б-ного и несмотря на часто очевидную их противоре- чивость и несоответствие действительности целиком без всякой критики им принимаются. Хотя в основном это разграничение верно, однако в ряде случаев провести его оказывается затруднительным; больше того: с тех пор как выяснилось, что Н. с.— нередкое явление при схизофрении, приходится считаться . с несомненностью факта постепенного превращения навязчивых идей в бредовые. Но и там, где такого превращения нет, многие несомненные навязчивые страхи (например ипохондрического содержания) встречают критическое отношение со стороны б-ного только в спокойном состоянии, когда они отсутствуют; в момент же их появления последний оказывается целиком в их властр1, напр. действительно верит, что у него больное сердце и что с ним может сейчас случиться припадок со смертельным исходом. В этих случаях нередко совершенно нельзя провести разграничение между навязчивым страхом и то дремлющей то вспыхивающей в сознании ипохондрической сверхценной' идеей о грозящей жизни и здоровью больного смертельной опасности.—Критерий чуждости строю мыслей оказывается непригодным и по отношению к навязчивым сомнениям, которые обыкновенно представляют только обострение общей неуверенности в своих действиях у тревожного и мнительного б-ного. Иногда приходится говорить о разладе в сознании больного и о наличии у последнего двоякого одновремен. отношения к его навязчи-востям, обусловливаемого, с одной стороны, чувством непосредственной убедительности переживаемого им страха или сомнения, а с другой—их противоречием здравому смыслу и логике. Фридман сравнивает такие состояния с борьбой полей зрения в стереоскопе. Не вполне определенны также и границы, отделяющие навязчивые действия от импульсивных поступков. Критерий здесь — сходный с тем, к-рый отделяет навязчивые идеи от бредовых. Импульсивные поступки вытекают из действительного внутреннего влечения личности украсть, убить, поджечь и т. д. Борьба с этим влечением ведется лишь из-за несоответствия его моральным требованиям и запрету, налагаемому обществом. Влечения подобного рода при Н. с. большинство психиатров отрицает; страх перед возможностью совершить преступление (или броситься с высоты, совершить самоубийство) при Н. с. по мнению наприм. Крепелина основывается лишь на ярком представлении соответствующего ужасного факта. Что касается навязчивых действий (ритуалов), то их происхождение считается вторичным, так как они представляют защитительные приспособления против страхов; самое их выполнение обыкновенно очень мучительно для б-ного и если доставляет ему удовлетворение, то только в том смысле, что оно уменьшает его страхи. В действительности однако есть случаи, где чрезвычайно трудно решить, относить ли их к навязчивости или к импульсивным поступкам. Корсаков например рассказывает про девушку, испытывавшую непреодолимо*⁵ желание подвергать себя крайнему риску: увидав нож, она чувствовала потребность резать им себе руку; увидав булавку или ж в иголку—поставить ее вертикально во рту я сдавить челюсти; в четвертом этаже она становилась на край подоконника и балансировала так, чтобы быть в крайней опасности упасть. Но и по отношению к ряду навязчивых процедур многие авторы справедливо отмечают, что характер их выполнения показывает не только желание защититься от страха, но также и стремление изжить какой-то импульс. История развития понятия Н. с. вскрывает еще одну его спорную сторону—вопрос об интелектуальной или эмоциональной основе этих явлений. Старые психиатры говорили не о Н. с, а о навязчивых идеях или навязчивых представлениях. Этот термин впервые был употреблен Крафт-Эбин-гом еще в 1867 г., однако для обозначения совсем другого явления (влияния депрессивного аффекта на содержание мыслей). Уже в 1868 году Гризиыгер воспользовался им в теперешнем его значении для обозначения случаев навязчивого мудрствования. В 1877 г. в статье о навязчивых представлениях Вестфаль дал определение навязчивых представлений, долгое время считавшееся классическим: «Навязчивые представления—это такие, которые при полной сохранности в остальном интелекта и не будучи обусловлены эмоциональным и аффективным состоянием приобретают против воли соответствующего человека господствующее положение в сознании, противятся всякой попытке их удаления, нарушают и тормозят (durchkreuzen) нормальное течение представлений. Кроме того это— представления, которые сам больной всегда считает ненормальными, ему чуждыми и которым он противится своим здоровым сознанием». В этом определении обращает на себя внимание утверждение об отсутствии эмоциональной обусловленности, против которого еще тогда заявил возражение Ястро-виц (Jastrowitz) и к-рое находится в резком противоречии со взглядами франц.. авторов Питр и Режи (1897), к-рые настаивали на положении, что эмоция является обязательной составной частью Н. с; они говорят: «устраните мысленно страх и тревогу из Н. с, и его не останется; если же устранить идею или влечение, сохранив тревогу и страх, Н. с. сохранится в своей основе». Бумке (Витке; 1906) в основном примкнул к точке зрения Вестфаля и, хотя позднее внес нек-рые исправления в свои первоначальные взгляды, все-таки до сих пор описывает Ы. с. в главе о расстройствах мышления. Крепелин, а за ним и В. П. Осипов, наоборот, резко отстаивают точку зрения об аффективной (страх) основе расстройства при Н. с. Фридман-занимает промежуточную позицию. Он утверждает, что все Н. с. нельзя объединить в группу, для которой подходило бы общее определение. Общими для всех групп (как первично ин-телектуальных, так и первично аффективных или импульсивных расстройств) по его мнению являются дефекты мышления, причем в аффективной группе разумное направление мыслей тормозится господствующим аффектом, а чувство принуждения вызывается напрасной борьбой здоровой логики с этим аффектом, в интелектуальных же формах главным расстройством является незаконченность самого мыслительного процесса, а причиной переживания навязчивости—бесплодные старания больного закончить мысль и уловить ускользающее из сознания решение.—К. Шнейдер (К. Schneider), соглашаясь с Фридманом в том, что есть Н. с. (навязчивые мелодии, навязчивый счет, навязчивые припоминания и др.), в основе которых нет повидимому никакой аффективной обусловленности, считает эти состояния как - раз не характерными для случаев истинного навязчивого невроза, в случаях же незаконченности мыслительного процесса (навязчивые сомнения и пр.) несомненной первичной основой по его мнению всегда является страх, представляющий следствие присущего таким б-ным постоянного чувства собственной недостаточности и вины. Эти люди живут с постоянным опасением что-нибудь пропустить, сделать не так, причем в зависимости от отдельного случая эти опасения находят для себя то или иное содержание. Сам Шнейдер определяет Н. с. так: «Это—содержания сознания, характеризующиеся наличностью субъективного ощущения принудительности, не могущие быть вытесненными усилием воли, хотя в спокойном состоянии они признаются бессмысленными». Такое определение по указанию самого его автора не охватывает целого ряда случаев (наприм^гр страх несчастья, ответственности и т. д.) как не заключающих никакого бессмысленного представления или суждения и в которых бессмысленным является не само навязчивое представление, а только то, что оно без основания доминирует в сознании. Тем не менее, как справедливо замечает Шнейдер, такое дополнение нельзя ввести в само определение, т. к. оно даст основание причислить к навязчивым представлениям целый ряд «сверхценных идей».—Отмеченные разногласия повидимому обязаны своим происхождением гл. обр. тому обстоятельству, что в понятие Н. с. действительно входят разнородные явления, объединяемые однако, с одной стороны, общим признаком принудительности возникновения в сознании, а с другой—тем обстоятельством, что все они необыкновенно часто объединяются в картине одной и той же клинич. формы. Аффективная теория возникновения Н. с. имеет сильную поддержку во взглядах Фрейда, который впрочем считает навязчивыми только представления и действия, а не страхи. Этот автор полагает, что в своей .основе Н. с. представляют собой символы сексуальных переживаний раннего детства, вызвавших в свое время одновременное с половым возбуждением и удовлетворением также тягостное чувство раскаяния, а затем вытесненных из сознания. При этом вытеснении чувство вины отщепляется от того содержания, с к-рым было раньше связано, и входит в соединение с новым, символически изображающим первоначальное. Этот возвращающийся в сознание сексуальный символ имеет двойной смысл: с одной сто- роны, он изображает отрицание запретного импульса и наказание за него, а с другой— дает возможность снова пережить последний только не в прямой, а в замаскированной, смягченной форме. Что между многими Н. с. и сексуальными аномалиями имеется какая-то связь, было известно еще до Фрейда, однако предполагаемый Фрейдом психогенез их по меньшей степени спорен. Вообще проблема патогенеза Н. с. до сих пор остается крайне темной и запутанной. Кроме аффективных моментов в их основе можно предполагать и прирожденную ненормальность ассоциационного аппарата, направляющего действие переживаний именно на рельсы навязчивого мышления и поведения. Надо добавить, что самое фиксирование .навязчивости нередко происходит в форме, очень напоминающей образование привычек, другими словами по типу формирования условных рефлексов Павлова, хотя конечно чрезвычайная прочность и часто полная неустранимость подобных состояний ясно говорит за то, что одними условными рефлексами объяснить происхождение этих загадочных пат. явлений нельзя. Вопрос о свойствах индивидуального предрасположения, на почве к-рого развивается Н. с, до сих пор выяснен еще недостаточно. Работы Жане о психастении побудили ряд авторов, в том числе русских (Ганнушкина и Суханова, позднее Юдина), заняться разработкой вопроса о характерах, особенно благоприятствующих развитию Н. с. В настоящее время единогласно признается, что легче всего они возникают у лиц мягких, нерешительных, тревожных, неуверенных в себе и склонных к постоянным колебаниям и сомнениям (психастеники—Ганнушкина, анан-касты — Шнейдера). Однако кроме лиц подобного рода Н. с. нередко наблюдаются и у психопатов других групп. Ряд авторов отмечает, что склонность к образованию Н. с. нередко наблюдается у многих членов одной и той же семьи в разных поколениях. Подобные случаи описаны рядом авторов. Н. с. нельзя рассматривать как относящиеся к одной определенной болезни, т. к. они могут встречаться при различных заболеваниях. Многие психиатры одно время были склонны относить Н. с. к числу симптомов циркулярной депрессии 'или смешанных состояний маниакально-депрессивного психоза. Это мнение подкреплялось, с одной стороны, рядом случаев, где Н. с. развивались в семьях с маниакально - депрессивным отягощением, а с другой—тем обстоятельством, что течению их часто свойственна периодичность. Факт нередкого появления Н. с. у депрессивных больных и в действительности подтвержден многократными наблюдениями (Каннабих). Не нисколько не реже, а может быть и в значительно большем числе случаев, Н. с. входят неотъемлемой составной частью в симптоматологию схизофрении, причем нередко бывает так, что в течение нек-рого времени вся картина б-ни состоит из развития и углубления многочисленных Н. с. Именно у схизофреников часто удается наблюдать не-сомненп. превращение навязчивых мыслей в бредовые идеи. Отличительной особенностью навязчивых мыслей и действий при схизо^ френии являются сравнительно малая их эмоциональная окраска» чрезмерная вычурность и доходящая до абсурда нелепость, чему обыкновенно сопутствует и раннее понижение работоспособности у больных. Целый ряд авторов наблюдал Н. с, преимущественно элементарные (не зависящее от воли возвращение одних и тех же образов и оборотов речи), в исходных состояниях эпидемического энцефалита и в особенности в связи с повторяющимися судорожными движениями (Zwangsblicken). Отмечая вообще у энцефалитиков «тенденцию к удержанию однажды принятой двигательной установки и стремление к ее повторению, если установка по своему характеру быстро заканчивается», некоторые авторы склонны и навязчивые представления объяснять повреждением тех же подкорковых механизмов, какими объясняются двигательные особенности энцефалитиков. Однако основную группу случаев с Н. с. дают т. и. «навязчивые невротики», т. е. психопатические личности того или иного склада, не представляющие следов развития какого бы то ни было прогредиентного заболевания. Как уже выше было отмечено, основное их ядро составляется из психастеников (или ананкас-тов). Соответственно этому в большинстве новейших руководств изложение учения о Н. с. соединяется с описанием этой группы психопатов (К. Шнейдер, Юдин, Кан). В генезе подобных «неврозов Н. с.» при громадной роли конституционального предрасположения большое значение принадлежит и психореактивным моментам. Несмотря на частоту несомненно сексуальной мотивировки многих случаев «навязчивого невроза», в ряде других такую мотивировку можно подобрать только с натяжкой, в то время как в них отчетливо обнаруживаются не сексуальные источники их психогенеза. Эта группа все-таки остается еще чрезвычайно разнородной как по своей клин. картине и течению, так отчасти и по этиологии. Есть в ней случаи, где б-нь кажется зависящей от наследственного предрасположения б-ного и, развиваясь с ранних лет, не покидает его до глубокой старости; есть и другие, где определяющими оказываются преимущественно внешние моменты—условия воспитания, влияние среды и псих. конфликты. Между случаями того и другого рода можно подобрать ряд непрерывных переходов. По характерологическим особенностям б-ных и содержанию их навязчивостей можно выделить следующие главные типы «навязчивых невротиков». 1.Ипохондрики; среди них видное место занимают люди, вследствие страха за свое сердце не решающиеся выходить из дома, в особенности без провожатых и в безлюдные места (случаи эти иногда неправильно причисляются к агорафобиям); очень часто также страх заразиться или сойти сума; если бы подобные страхи не переплетались у одних и тех же б-ных с другими формами навязчивости, эту группу правильнее всего было бы вообще исключить из числа навязчивых нев- розов, так как по существу мы имеем здесь дело скорее с проявлениями той или иной «сверхценной идеи», чем с Н. с. в собственном смысле. 2. Неуверенные в себе и нерешительные (психастеники Ганнушкина); эти б-ные представляют основную группу лиц, дающих преимущественно навязчивые сомнения и мудрствования. 3. Застенчивы е—со страхом обратить на себя внимание, покраснеть и т. д. 4. Лица, по преимуществу склони ы е к символообразованию, гл. обр. с навязчивыми церемониалами, характерологически нередко отличающиеся от предыдущих групп большой замкнутостью и малопонятливостью (схизоиды), иногда также отсутствием нерешительности, которая заменяется у них, наоборот, своеобразной прилипчивостью, настойчивостью и агрессивностью (т. е. эпилептоидными чертами). 5. Последнюю, прогностически наиболее благоприятную группу представляют эмоти-вно-лябильные мягкие люди, склонные к быстрой смене настроений, глубоко и сильно реагирующие на воздействия окружающей среды; они часто дают ситуационные и контрастные фобии, хотя у них нередки и другие страхи, преимущественно символического характера. Общей для представителей всех этих групп псих, особенностью остается все-таки тревожность, на почве к-рой и выращиваются почти все Н. с. Что касается места, которое эти «невротические» формы занимают в клинич. систематике, то соответственно постепенности их формирования и прочности фиксирования Ганнушкин относит их к типу психопатических «развитии».' Течение их обыкновенно или ремитирующее или медленно прогрессирующее в смысле появления все новых и новых навязчивостей. Нередко, достигнув определенной высоты, они затем застывают на одном уровне, что дает б-ным возможность постепенно приспособиться к своему болезненному состоянию. Начало развития Н. с. относится обыкновенно к периоду полового созревания, хотя изредка они появляются даже в детском возрасте, иногда до 10 лет. В зрелом возрасте они иногда затихают, нередко однако только для того, чтобы с новой силой появиться в начале возраста обратного развития. Волнения, переутомление, перенесенные инфекции (особенно часто грип), у женщин—менструации б. ч. значительно ухудшают состояние больных. Известно много случаев, где перечисленные моменты обусловили начало заболевания, которое затем уже развивалось независимо от них.—П редсказание тем лучше, чем отчетливее психогенез заболевания и чем менее выражена связь его с конституцией б-ного. В общем оно всегда сомнительно. Даже в случаях улучшения надо считаться с вероятностью возвращения болезненного состояния. Однако, т.к. б-нь не разрушает личности б-ного, оставляя нетронутым как его интелект, так и (поскольку дело не касается самих навязчивостей) эмоционально-волевую сферу, большинство больных приучается к выработке достаточных для сохранения возможности работать защититель- ных приспособлений; другие однако оказываются принужденными бросить почти всякий труд. —Л е ч е н и е представляет крайне трудную задачу. Какого-либо специфического метода, пригодного для всех видов Н, с, не существует. Рациональная психотерапия б. ч. бессильна, так как больной и сам хорошо отдает себе отчет в нелепости своих Н. с. Большее значение имеет отвлечение его внимания, умелое руководство его поведением, приучение к труду. Многие авторы отмечают хорошее действие психоанализа. Однако еще не опубликовано ни одного случая радикального излечения. Некоторое влияние может иметь гипноз.—• С у д.-м е д. значение Н. с. не велико, т. к. большинство их имеет криминально безразличное содержание и все они ограничиваются в основном внутренней жизнью больных. Конечно сама по себе наличность у субъекта Н. с. не исключает вменения. Лит.: Ганнушкин П. и Суханов С, К учению о навязчивых идеях, Ж. невропатол. и психиатрии, 1902, кн. 3; Жане П., Неврозы, Москва, 1911; Иванов-Смоленский А., Навязчивые состояния и фобии, Научная медицина, 1922, № 9; Мирельэон Л., Навязчивость, расщепление личности и шизоидия, Труды Психиатрич. клиники Одесск. гос. мед. ин-та, т. I, 1930; Озерец-к о в с к и й Д., О навязчивых идеях при шизофрении, Труды Психиатрической клиники 1 МГУ, 1925, выпуск 1; Озерецковский Д. и Д ж а г а-ров М., К учению о навязчивых явлениях при эпидемическом энцефалите, Обозрение психиатрии, 1930, №2; Скляр Н., К психопатологии навязчивых и родственных им состояний, Ж. невропатологии и психиатрии, 1908, кн. 1—4; Фрейд С, Лекции по введению в психоанализ, т. II, М., 1923; В u m-k е О., Was sind Zwangsvorgange, Halle a. S., 1906; Friedmann M., Uber die Natur der Zwangs-vorstellungen und ihre Beziehungen zum Willenspro-blem, Wiesbaden, 1920; Jahrreiss W., Storun-gen des Denkens (Handbuch. der Geisteskrankheiten, hrsg. v. О. Витке, В. I, В., 1928, лит.); Janet P., Les obsessions fit la psychasthenie, P., 1903; К a h n E., Die psychopathischen Personlichkeiten (Handbuch der Geisteskrankheiten, herausgegeben v. О. Витке, В. V, В., 1928); Kehrer F. und Kretschmer E., Die Veranlagung zu seelischen Stcrungen, В., 1924; Kronfeld A., Uber seelischen Zwang, Zentral-blatt f. d. gesamte Neurologie u. Psychiatrie, B. XIII, 1926; Legrand du Saulle H., Folie du doute avec delire du toucher, P., 1875; S t e к e 1 W., Zwang u. Zweifel, T. 1—2, B.—Wien, 1927; W e x-berg E., Die Grundst6rung der Zwangsneurose, Ztschr. i. d. ges. Neurol. u. Psychiatrie, B. CXXI, 1929; Zwangsneurose, Bericht tiber den У Kongress , f- Psychoterapie in Baden-Baden, ibid., Ref., B. XVII, 1918.                                                         П. Зиновьев.

• НАГЛЯДНЫЙ МЕТОД, один из основных приемов обучения, заключающийся в использовании органов чувств, в первую очередь зрения (в помощь слуху, упражняемому при словесном обучении), отчасти также осязания и других органов чувств. Закрепление ...
• НАГЛЯДНЫЙ МЕТОД                                                            ...
• НАДГОРТАННИК, epiglottis, подглоточ-ный хрящ. Анатомия. Н.—верхний хрящ скелета гортани, чрезвычайно разнообразный по форме и размеру (см. Гортань). Большая часть (верхняя) надгортанника нависает над входом в гортань (глоточная). Остальная (нижняя) образует ...
• НАДКЛЮЧИЧНАЯ ЯМКА, надключичная область (regio, s. fossa supraclavicularis, s. trigonum ото-claviculare), занимает нижнюю часть боковой поверхности шеи и снаружи имеет вид треугольника. Границы ее: спереди—задний край m. sterno-cleido-mas-toidei, сверху—т. omo-liyoideus (лопаточно-подъязычная ...
• НАДКОЛЕННИК. АнатомияН.Надколенник, надколенная чашка, patella, плоская округлая кость, заложенная в виде се-самовидной кости в сухожилии четырехглавой мышцы впереди нижнего конца бедра. Передняя поверхность Н. выпуклая, шеро- ховатая, со многими отверстиями ...